Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»
— У него же, кроме нее, никого не было, и потом она вполне соответствовала его идеалам. В качестве ледяной девы она заслуживала всяческого восхищения.
— Уж не склонна ли ты предполагать, что этот мучающий нас холод связан с темпераментом призрака?
— Я в этом уверена.
— И ты хочешь сказать, что Мери рвется к мщению?
— Ничего подобного. Мери обожает прощать.
— Ну, портрет получился весьма неправдоподобный. Не слишком ли далеко тебя завела фантазия?
— Нет, Родди! Сам посуди — что мы знаем о Мери? Застав мужа с Кармел, она оставляет натурщицу в доме… Возможно, она даже хотела, чтобы эта связь продолжалась. А вспомни, как она поступила, когда Кармел в отчаянии вернулась сюда? Можешь представить, как Мери… Да зачем представлять, ты же это сам видел, как она, стоя на площадке, вперила взор в несчастную Кармел, а потом улыбнулась, сообразив, что надо делать. Не выгонять Кармел, Боже сохрани! Нет! Оставить ее в семье. Пусть себе Мередит рисует ее, пусть вдоволь наглядится на это изможденное лицо! И заметь — ведь именно Мери послала Кармел в мастерскую в тот последний вечер, чтобы несчастная увидела его картину. — Памела замолчала.
— Послушать тебя, так Мери просто чудовище.
— Любительница разрушать чужие судьбы вроде героини твоей пьесы Барбары.
— Постой! А ведь верно, какое совпадение!
— Не знаю, совпадение ли, что они похожи? Совпадение в другом — ты взялся писать нечто совершенно не сходное с твоими прежними вещами, именно здесь.
— Ты думаешь, на меня подействовала атмосфера дома?
— Кто знает… Но не будем отклоняться!
— Мы и не отклоняемся. Мери так же властолюбива, как Барбара, только она видит свою власть в ином.
— Барбару увлекает процесс душегубства, Мери — процесс последующего спасения. Вот и вся разница.
Кофе уже сварился и булькал, а мы не обращали на него внимания. Я налил себе и поднял чашку, как бокал с вином.
— За тебя! Ты заткнула за пояс самого Ингрема!
— Он не видел Кармел, не был ею, как я вчера вечером.
— Хотел бы я, чтобы Макс и Ингрем сидели сейчас здесь с нами.
— Но, Родди, мы же не могли бы им ничего сказать.
Мы помолчали, раздумывая о том, как все это сложно. Часы пробили половину одиннадцатого. За окнами стало спокойнее, но я все еще слышал тихие стоны — может быть, это горевала бедная Кармел, может быть, завывал ветер.
— Надеюсь, капитан так никогда ничего и не заподозрит, — сказал я.
— Ох, Родди! — отозвалась Памела. — Боже сохрани!
— Это было бы жестоким ударом.
— Вся эта история ужасно жестока! Подумай, какая жестокость по отношению к Стелле с самого ее рождения! Ведь в ней чувствуется дочка Кармел, правда? Та же импульсивная веселость, то же душевное тепло, нежность. И все это стиснуто, зажато, задавлено. — Голос Памелы звучал изобличающе, но вдруг лицо ее смягчилось, и она вздохнула. — Наверно, для нее будет громадным облегчением узнать правду.
— Но Стелле ничего нельзя говорить! — воскликнул я.
Памела удивленно уставилась на меня:
— Как это так?
— Мы не имеем права! С самого детства она молилась на Мери — на свою мать. Представляешь, какой это будет удар для нее!
— Но нельзя же ей и дальше жить с такой ложью?
— Все равно. Сказать ей мы не имеем права.
— Неужели ты сможешь глядеть ей в глаза и скрывать правду, Родди? Подумай, как изуродована будет ее жизнь.
Но я уже не слушал Памелу, я прислушивался к стонам, они звучали то тише, то громче, то переходили в рыдания, то их будто старались сдержать. Это был не ветер.
Я вскочил.
— Послушай! — раздраженно сказал я. — Ну вот теперь мы знаем правду. И что толку? Чем это нам помогло? Слышишь снова стоны? Ну и что нам делать?
Памела тоже встала. Ее била дрожь.
— Мы должны сказать Стелле, — проговорила она. — Этого хочет Кармел. Она не может вынести, что ее родное дитя верит сплетням и кривотолкам и не знает, кто ее мать! Я уверена, что поэтому призрак Кармел и не расстается с домом. Хочешь, спроси ее! Давай снова попробуем пустить в ход стакан. Может быть, я опять впаду в транс. Тогда ты спросишь ее, а она через меня тебе ответит.
— Нет! — закричал я. — Стелле мы ничего не скажем! А о стаканах и трансах я не хочу больше слышать. Завтра мы отсюда уезжаем!
— Но в этом нет нужды! Теперь мы можем положить конец всем неприятностям. Ах, Родди, ну как ты не понимаешь? Ведь призрак Мери обитает в доме только из-за Кармел! Мери боится, что правда выплывет наружу. Я уверена, что ее призрак бродит здесь именно поэтому. Если нам удастся утешить Кармел и она покинет дом, Мери тоже исчезнет.
Действительно, это был интересный подход к нашей проблеме. Неужели ключ к разрешению загадки у нас в руках? А если так, то не можем ли мы им воспользоваться? Я напряженно соображал, стараясь распутать этот новый клубок, когда зазвонил телефон.
Звонил не доктор Скотт, как я подумал, а Макс.
— Я только что вошел в дом. Ну как Памела? — спросил он.
— Все хорошо, — ответил я. — Очень рад, что вы позвонили, она как раз излагает мне новую потрясающую версию. Но позвольте, почему вы вернулись только сейчас? Вы же должны были приехать уже давно. Что случилось?
В трубке раздался отрывистый смущенный смешок, и я догадался:
— Ну ясно, вы залюбовались той тучей над заливом и опоздали на поезд!
В голосе Макса опять прозвучал смех:
— Правильно, и тучей полюбовался, и на поезд опоздал. Однако опоздал нарочно. Видите ли, я все время думал о Стелле.
— О Стелле?
— Да, Родди. Не знаю, как вы на это посмотрите, но я выкинул довольно смелый номер.
Я быстро пересказал все, что он говорил, Памеле, которая, порядком встревоженная, подошла и встала рядом.
Она кивнула.
— Мне слышно.
— Ну так вот, — продолжал Макс, — я подумал, что не мешало бы проводить Стеллу, раз уж я на станции. К поезду три пятнадцать она не приехала, а я навел справки и узнал, что могу ехать более поздним с пересадкой. Ну я и остался ждать. Она прибыла с этой особой. И выглядела очень неважно.
— Она больна?
— Нет, скорее измучена… испугана и, по-видимому, потеряла надежду. Я порадовался, что остался ее проводить.
— Вы с ней разговаривали?
— Да! Она так и кинулась ко мне. А эта ее дама налетела на нас, как дракон. Но я успел сунуть Стелле в карман деньги.
— Деньги? Ну, Макс, и молодец же вы!
— И еще наш адрес. Я все заранее приготовил. По-моему, наличные деньги ей пригодятся.
— Макс! Это самый благородный поступок за всю вашу благородную жизнь!
— Очень рад, что вы не сердитесь. Кроме того, я ухитрился шепнуть Стелле: «Здесь три фунта». Тут-то к нам и ринулась эта гарпия. Я перепугался, что Стелла расплачется, но она самым церемонным образом представила нас друг другу.
