Йон Линдквист - Впусти меня
Ждать помощи было неоткуда.
— Значит, так... все просто. Правила элементарны. Ты остаешься под водой... скажем, пять минут. Справишься — отделаешься царапиной на щеке ну или еще где. Так, на память. Не справишься — я тебе выколю глаз. Усвоил?
Оскар высунул рот из воды. Отфыркиваясь и заикаясь, он произнес:
— Но это же... невозможно.
Джимми потрепал его по волосам.
— А это твои проблемы. Видишь те часы? Через двадцать секунд начинаем. Пять минут — или глаз. Так что давай дыши напоследок. Десять... девять... восемь... семь...
Оскар попытался оттолкнуться ногами, но ему приходилось стоять на цыпочках, чтобы не уйти под воду с головой, а рука Джимми крепко держала его за волосы, исключая возможность маневров.
Попытаться вырваться? Пять минут...
Когда он раньше ради шутки пробовал задержать дыхание под водой, у него выходило максимум три. Да и то с натяжкой.
— Шесть... пять... четыре... три...
Физрук. Наверняка он придет, прежде чем...
— Два... один... ноль!
Оскар успел схватить ртом лишь немного воздуха, прежде чем его голова ушла под воду. Он поскользнулся, и нижняя часть туловища стала всплывать на поверхность, так что подбородок оказался прижатым к груди в нескольких сантиметрах под водой. Голову его щипало от хлорки, обжигавшей лопнувшую кожу у корней волос.
Не прошло и минуты, как его охватила паника.
Он вытаращил глаза, но его окружала лишь голубизна. Стоило ему затрепыхаться в отчаянной попытке вырваться, как перед лицом начинала клубиться дымчатая розовая пелена. Без опоры любое сопротивление было бесполезным. Его ноги засучили по поверхности воды, и голубизна перед глазами всколыхнулась, переливаясь волнами света.
Изо рта вырвались пузыри, он раскинул руки в стороны, запрокинувшись на спину. Взгляд приковал холодный белый свет чуть покачивающихся ламп на потолке. Сердце стучало, как рука о стекло, и, когда он случайно хлебнул носом воды, по телу вдруг стало разливаться какое-то странное спокойствие. Но сердце стучало все сильнее, настойчивее, оно хотело жить, и он снова отчаянно забился, безуспешно ища, за что бы ухватиться.
Он почувствовал, как голова глубже уходит под воду и, как ни странно, подумал: «Уж лучше так. Чем глаз».
Через две минуты Микке всерьез задергался.
Они что, в самом деле решили?.. Он оглянулся на других пацанов, но никто из них явно не собирался вмешиваться, а сам он только сдавленно произнес:
— Йонни, да вы че...
Но Йонни, казалось, его не слышал. Он застыл на коленях у края бассейна, направив острие ножа в сторону воды, на расплывчатый белый силуэт, барахтавшийся в глубине.
Микке оглянулся на душевую. Блин, куда физрук-то подевался? Микке отошел в угол, к темной застекленной двери, ведущей в ночь, и скрестил руки на груди.
Краем глаза он заметил, как что-то упало с крыши. Кто-то принялся колотить в стеклянную дверь так, что та чуть не слетела с петель.
Встав на цыпочки, он выглянул в верхнее окно из обычного стекла и увидел маленькую девочку. Девочка подняла голову, посмотрев ему в лицо:
— Скажи: «Войди!»
— Ч-чего?..
Микке оглянулся посмотреть, что происходит в бассейне. Тело Оскара больше не дергалось, но Джимми все еще стоял, склонившись над бассейном, удерживая его голову под водой. Микке с усилием сглотнул.
Что угодно. Лишь бы это закончилось.
Девчонка опять заколотила рукой в стекло, на этот раз еще сильнее. Он вгляделся в темноту. Когда она открыла рот, обращаясь к нему, он заметил, что у нее что-то странное с зубами... И с руками...
— Скажи, что мне можно войти!
Будь что будет.
Микке кивнул, почти неслышно произнес:
— Ты можешь войти.
Девчонка отошла от двери и скрылась во тьме — на руках что-то сверкнуло, и она исчезла. Микке снова повернулся к бассейну. Джимми вытащил Оскара за голову из воды, забрал у Йонни нож, поднес к лицу Оскара, примерился.
Что-то блеснуло в окне посредине зала, и миллисекунду спустя оно разлетелось вдребезги.
Противоударное стекло разбилось не как обычное. Оно взорвалось тысячей крошечных круглых осколков, которые обрушились на край бассейна, разлетевшись по всему залу, переливаясь в воде, как мириады белых звезд.
ЭПИЛОГ
Пятница, 13 ноября
Пятница, тринадцатое...
Гуннар Холмберг сидел в пустом кабинете директора, пытаясь разобраться в своих записях.
Он целый день провел в школе Блакеберга, осматривая место происшествия и беседуя с учениками. Два криминалиста из центра и один эксперт по анализу крови из судебно-медицинской лаборатории все еще работали в бассейне.
Вчера вечером там были убиты два подростка. А третий... бесследно исчез.
Он даже успел поговорить с Мари-Луиз, классной руководительницей, выяснив, что пропавший мальчик, Оскар Эрикссон, — тот самый ученик, поднявший руку на его лекции о героине три недели назад.
Ну, много читаю...
А еще он вспомнил, что рассчитывал первым увидеть его у полицейской машины. Он бы его прокатил. Чтобы слегка поднять его самооценку. Но мальчик так и не появился.
А сейчас он пропал.
Гуннар просмотрел записи бесед с мальчишками, которые вчера были в бассейне. Их показания были более или менее единодушны, и одно и то же слово повторялось из раза в раз: ангел.
Оскара Эрикссона унес ангел.
Тот же ангел, который, согласно показаниям свидетелей, оторвал голову Йонни и Джимми Форсбергам, оставив их покоиться на дне бассейна.
Когда Гуннар рассказал об этом криминальному фотографу, при помощи подводной камеры снявшему головы на дне, тот ответил:
— В таком случае, вряд ли это ангел с небес.
Да уж...
Он посмотрел в окно, пытаясь найти разумное объяснение.
Во дворе полоскался на ветру приспущенный школьный флаг.
При допросе учеников присутствовали два психолога, так как у многих наблюдалась тревожная тенденция говорить о происшедшем слишком беспечно, словно речь шла о кино, а не о реальных событиях, — хотя мальчиков можно было понять.
Проблема заключалось в том, что эксперт по анализу крови в какой-то степени подтвердил слова мальчишек.
Траектория следов крови и сами следы были обнаружены в таких местах — на потолке и балках перекрытий, — что первым напрашивался вывод: преступление было совершено кем-то, кто умеет... летать. Именно это сейчас и требовалось объяснить. Отмести как версию.
И конечно же, они это сделают.
Учитель физкультуры лежал в больнице с сильным сотрясением мозга, и допрос пришлось отложить до завтрашнего дня. Впрочем, вряд ли он сможет добавить что-то новое.
Гуннар крепко прижал ладони к вискам, оттянув кожу так, что глаза превратились в щелочки, и уставился на свои записи.
«Ангел... крылья... оторвал голову... нож... пытались утопить Оскара... Оскар был совсем синим... зубы, как у льва... забрал Оскара...»
И единственное, что крутилось у него в голове:
Пора в отпуск.
*— Это твой?
Стефан Ларссон, контролер на маршруте Стокгольм — Карлстад, указал на чемодан на багажной полке. Такие сейчас не часто увидишь. Настоящий кофр.
Мальчик в купе кивнул и протянул ему свой билет. Стефан пробил его.
— Тебя кто-нибудь будет встречать?
Мальчик покачал головой:
— Он только с виду тяжелый.
— Ну ладно... А что у тебя в нем, можно полюбопытствовать?
— Да так, всякая всячина.
Стефан посмотрел на часы и щелкнул щипцами в воздухе.
— К вечеру приедем.
— М-хм.
— А коробки? Тоже твои?
— Да.
— Это, конечно, не мое дело... Но как ты будешь все это вытаскивать?
— Мне помогут. Потом.
— А, тогда ясно. Ну, счастливого пути.
— Спасибо!
Стефан закрыл дверь купе и двинулся к следующему. Мальчишка, похоже, прекрасно один разберется. Если бы ему предстояло тащить такую тяжесть, вряд ли он сидел бы с таким радостным видом.
Но в молодости все по-другому.
БЛАГОДАРНОСТИ
Если бы кому-нибудь пришло в голову проверить, какая погода стояла в ноябре 1981 года, он бы обнаружил, что зима в том году была на редкость теплой. Я взял на себя смелость слегка снизить температуру.
В остальном все описанное в книге — правда, даже если на самом деле все было совсем не так.
Я также хотел бы выразить благодарность отдельным личностям.
Эва Монссон, Микель Рубсахмен, Кристофер Шегрен и Эмма Бернтссон первыми прочли исходную версию книги и внесли ценные замечания.
Ян-Улоф Весстрем прочел и не внес никаких замечаний. Но он мой лучший друг.
Арон Хаглюнд прочел, и ему так понравилось, что это придало мне смелости отправить рукопись. Спасибо.
