Александр Кудрявцев - Винчестер
- Вот черт, - она, наконец, взглянула на часы, - похоже, ты опоздал на метро. Примерно три часа назад....
Я скромно согласился.
- Придется тебе на коврике в прихожей...
Я смиренно кивнул.
- Подозрительная покладистость, - Искра усмехнулась, - на кресле-диване тебе постелю...
Она долго плескалась в душе. Вошла в комнату и погасила свет. Я затаил дыхание и отвернулся к стенке, уткнувшись в мигом раскалившуюся от дыхания подушку.
- И ты не будешь ко мне приставать? - удивилась Искра.
- Ну... понимаешь... - я мямлил, как великовозрастный девственник, но ничего не мог с собой поделать. Мне почему-то казалось, что превратить сегодняшнюю встречу в повод для случайного секса значило поставить на ней жирную точку.
Я хотел многоточие.
- Как бы... на самом деле...
Она расхохоталась.
- Отвернись, - скомандовала, отсмеявшись. Я перевернулся на другой бок, слушая шорох шелка, скользящего по коже.
- Можешь поворачиваться, - сказала Искра.
Ее тело пело. Источало белую мелодию, как свет. Чтобы не оглохнуть от ее наготы, я зажмурился. Шагнул, дотронулся - и мир словно утонул в парном молоке.
**Она с удовольствием угощала меня своими кошмарными фильмами. Если выдавался общий выходной, мы смотрели по фильму перед завтраком, обедом и ужином. Утром меня ждала немая хоррор-классика 20-30 годов. Ее черно-белые актеры отчаянно жестикулировали, принимали вычурные позы и выразительно гримасничали в камеру. Над кровопролитными сюжетами я хохотал от души. Искра злилась. Но упрямо продолжала пичкать старинными ужасами.
По обедам подавались ужасники 90-х. На ужин презрительно смотрелись ужасы «нулевых». Как я вскоре убедился, лишь для того чтобы на титрах сморщиться и высказаться о современных кинобездарностях, или, по ее словам, «плодах убогих поебушек». Если выжать из речи весь мат, до которого Искра была большой охотницей, то мнение звучало бы так:
- В конвертах нет посланий. Одна грязь, кровища и маньяки. Скучно… Гонят чернуху, как в советских фильмах перестройки…
К ее матерщине я привык быстро. Иногда казалось, что без резких слов, куда уходили вечно переполнявшие ее эмоции, она взорвалась бы изнутри, как клокочущий паровой котел.
- Хомо хомини люпус эст, - как-то решил и я блеснуть комментарием во время просмотра очередной «кинобездарности» про очередного неуловимого убийцу.
Она расхохоталась и звонко щелкнула меня по носу.
- Эх ты, грамотей… Это вырванная из контекста цитата из древнегреческой комедии. Столь любимая социал-дарвинистами фраза о том, что "человек человеку - волк" имеет продолжение. И благодаря ему поговорка обладает справедливым прикладным смыслом, а именно: "Не доверяй чужакам".
Она подняла к потолку глаза и, припомнив, нараспев выдала оригинальную фразу: «lupus est homo homini, non homo, quom qualis sit non novit - волк человек человеку, не человек, - тот которого не знаешь»…
Мне оставалось лишь покачать головой с умным видом идиота. Она была слишком красивой, чтобы быть такой умной. Или наоборот…
Однажды ей нездоровилось. Искра робко попросила «просто посидеть с ней» и, чуть смущаясь, откуда-то выкопала на ноутбуке папку МЕЛОДРАМЫ. Через несколько минут уже хлюпала носом над хитросплетениями отношений слепоглухонемой девочки и ее наставницей из фильма «Сотворившая чудо».
- Ну и что, ну и что, - сказала она, подтирая уголками платочка потекшую тушь, - я же не виновата, что искусство плача напрочь утрачено моими современниками…
Я опрометчиво хихикнул. И сразу же нарвался на бурный экспромт.
- А что если сегодняшняя мода смеяться напоказ и стыдливо прятать слезы - не показатель маскулинности духа, а всего лишь маркер душевной трусости, а? Помнишь, как рыдают герои в «Илиаде»? А рыцари средневековой Европы? А самураи в старых сказаниях? Даже эти непробиваемые узкокглазые чуть что, в своих легендах «окропляли рукава своего кимоно»! – зеленые глаза горели праведным гневом.
- И, знаешь что! Иногда у меня возникает подозрение, что обезьяна произошла от человека, взявшего «курс на позитив»!
Сама она была потрясающе легкой, во всех смыслах. Со стороны, наверно, это выглядело ужасно банально, как в покетбуке про любовь. А я таял от мысли, каким прекрасно предсказуемым и восхитительно обычным может быть мир, когда тебе предлагают в нем роль влюбленного идиота.
Встречать! касаться! засыпать! заниматься! курить! просыпаться! ходить в магазины! мечтать! мыться! надеяться! смеяться! Ее присутствие ставило восклицательный знак после каждого глагола моей жизни.
Мы часто бродили по городу - она оказалась фанаткой пеших прогулок, и сбегала из дома в любую погоду, в самый лютый питерский ливень.
Тогда же неожиданно выяснилось, что в Петербурге действует целая секта людей дождя, которые любят гулять в ливни. А однажды мы встретили одинокую старушку, строго читавшую книгу на лавочке у Петропавловки во время грозы. Она держала зонтик, как королева Великобритании.
В хорошую погоду мы бродили по крышам. Нагремевшись железом под ногами, садились на самом краю и смотрели на город с высоты птичьего помета.
Искра любила глазеть в чужие окна. Зрение у нее было как у эльфа, а для особых случаев Искра таскала на шее ремешок с украденным театральным биноклем. Мы подглядывали за творческими непотребствами художников в мансардах, как-то увидели голую квартиру, в которой разъезжал голый мужчина на велосипеде, наблюдали за семейными ссорами и перемириями.
- Зачем тебе все это? - как-то спросил я Искру, с любопытством разглядывавшую квартирку свихнувшейся на розовом цвете блондинки. Все ее комнаты были заклеены розовыми обоями, девушка носила карамельные наряды, а лежавшая на розовом диване розовая болонка казалась лохматым хамелеоном.
- Мне нравится то, что не помещается в моей голове, - сказала она серьезно, - в каждом окне целый мир. Только попробуй представить, что видишь, как на Новый год в каждом окне в полночь открывают шампанское! Это все равно что представлять бесконечность космоса... Будто бесконечное падение...
Наклонила над краем, покачнулась вдруг, и я едва успел поймать тонкую руку. Вместо Искры с высоты грохнулось мое вывалившееся из пяток сердце.
Она была такой же странной, как этот город. В первую ночь нашего знакомства выяснилось, что она спит на полу. "Почему?" - "К земле ближе" - "Ты буддистка?"
Кем она только ни была. И, конечно же, буддисткой.
С месяц спустя после нашей первой встречи она позвонила и решительно объявила, что должна мне кое-что показать. К тому времени я знал, что после этих слов от Искры можно ожидать чего угодно.
