Райдо Витич - Долг
Эх, человек!
А Федор задумчиво смял пожелтевший лист, уставился в окно, где ни зги не видать — темно, как в душе.
— Что же это? Променяла, значит? Не ко двору сын-то стал? За что, мама? Помешал бы тебе или Ильичу твоему? И долой с глаз, да? Ни строчки, ни ответа, ни привета. А тетя Глаша все вздыхала, плакала. И ни слова мне о тебе, ни слова. Стыдно, видно, за сестру было. Ей — тетке, а тебе — матери, нет… Она когда помирала, парализовало ее, говорить не может, все силилась сказать мне что-то. Не об этих ли письмах?
Федор тяжело поднялся и пошел к печи, открыл заслонку и кинул в жар бумагу:
— Пропади ж ты пропадом!
Бухнулся на постель, не раздеваясь, подушкой голову накрыл.
Глава 5
Непоседа еле утра дождалась. Только рассвело, домового из дома на улицу погнала:
"Невест показывай, лежебока!"
Тот ворча потащился в сенки, а на улице закочевряжился: "сама иди!"
"Нет уж! — и лапой его вперед себя, — двигай!"
"Замерзну ж, извергиня!"
"Ничто с тобой не станется!"
"Не знашь, не говори! — за косяк уцепился. — У мя конституция хлипка. К теплу приученная, а от морозу насморк схватить могу, занедужить. Отцепись, зверюга, грю! Погубишь ты мя! Ай, что твориться! Отэдь, сказываю! Оооой, спаситя!!"
"Вот идиёт! — фыркнула кошка. Лапой попыталась откинуть, не получилось. Вздохнула. — Ладно, что с тебя убогого возьмешь? Показывай, где женщины живут, сам пойду разбираться".
"Другое дело, — стих тут же и деловито по снегу к калитке пошагал. Прыгнул на жердь забора и руку простер. — Вона, вона и вона"! Рысь за ним на доску прыгнула, воздух потянула ноздрями — съедобным пахнет, жильем человечьим. Только указки деда ей ни о чем не сказали.
"Точней давай, а то с собой потащу".
"Ой, ну и тупа ж ты! Вона, грю, Августа живет, вона Варвара, и там остальны. Чё непонятно?"
"Тебе может и понятно. Ладно, сама разберусь", — встряхнула шерстку презрительно и в снег сиганула, побрела скачками по сугробам к указанным избам.
Сперва Аврора, Анна, Света и кто-то там еще. Самое большое количество кандидатур и все в одной избе. Вот она, косоватая, бочком снегом укутанная. Через заборчик недужный пробраться не проблема, потом на подоконник, внутрь заглянуть.
О-о, малявки за столом сидят, почитай, рыси годками подстать.
Одна тыкать в оконце стала, на рысь показывая, глупая, смешная. А тут старая женщина в платочке появилась и как заголосит, что Непоседу в снег ринуло. Дверь схлопала — уже две пожилые бабы во двор вывалились с ухватом и веником и давай на кошку махать.
"Одурели? Я ж познакомиться!" — закричала на них. Но те глухие, видно, не вняли, гнать принялись. Веник пребольно прошелся по хребту, и рысь рванула за околицу. Еле ноги унесла. Уселась под забором другого дома, вылизалась и шерстку отряхнула: "не-ее, нервных таких Федору близко не надо".
Фыркнула и дальше по деревне пошла. Из-за угла вышла и с перепугу ощетинилась, даже кисточки на ушах дыбом встали — шло на нее чудище огромное, неуклюжее, переваливалось на своих двух ногах, в знакомое обутых. Тупоносое, шерстью и жаром пахнущее. Только сообразить успела, что валенки это, как по ушам крик ударил:
— Рысуха! Маааать вашу!!!
У Непоседы лапы подломились. Ринулась на них, непослушных, в сторону. Занесло в забор и еще больше перепугало. Чудище орет, рысь по улице, не соображая, несется, все встречное, поперечное перескакивая. Баба из калитки выскочила и в снег свалилась — рысь под ногами ее пролетела.
— Аааа, она в дом заскочила!!
Непоседа в комнату влетела: "Федя?!! Спасай!!!" Его нет и пахнет не тем домом.
Баба в дом, чудище за ней и оба за Непоседой. У той сердце в макушку переместилось, лапы сами работают, глаза от страха с блюдца. Скачет, уворачиваясь от орущих, и сама орет. Посуда на пол полетела. Кошка по печи и к дверям, сшибая их, головой протаранила, насилу вырвалась, прямо из рук «чудища» выскользнув. Рванула по улице, а на ней переполох — стар да млад повылазили на крики и гона добавил. Орут все, в ее сторону пальцем показывают.
Рысь влетела в какой-то двор, притаилась меж деревянным строением и сугробом, дух переводя: ох, и тяжкое это дело, сватовство. Выжить бы.
В просвете чья-то физиономия появилась в меховой, кроликом пахнущей штуке, один- в — один, как у Феди. И как заорет:
— Ма!! Рысь!!
— Тихо ты, кинется же! Перепугали ее, видишь, — еще одно лицо появилось. Глаза добрые, совсем не страшные. Но у Непоседы как от крика мальца шерсть дыбом встала, так и осталась. Вжалась в доски и приготовилась прыгнуть, если хоть шаг к ней сделают. Но нет, отошли чуток.
— Осторожно, Вася, маленькая она еще, перепуганная.
— Откуда взялась-то? А красивая, ма, да?
— Красивая. Котенок еще совсем.
— У тебя она?! — влетел во двор Михеич. — Говорил я Федору, будет от рысухи неладное! Всю деревню переполошила, Матрену чуть родимчик не хватил!
— Чего тут бояться? Детеныш еще совсем.
— Ай, много ты ведаешь, Варвара! Убить ее надо, пока не порвала кого.
— Окстись, дядька!
— Точно, точно! Эй, тут она, мужики!!
Непоседу от страха подкинуло. Ринулась прямо по людям без ума разума и в дверь приоткрытую. Пронеслась по комнате, забилась под кровать и не дышит. Нет ее, совсем нет.
Дверь схлопала. Варвара путь мужикам преградила:
— А ну вон отсюда! Хозяин придет, ему и отдам котенка! Ишь, удумали малявку рвать! То же мне, герои! Вон, сказала! Я вас не звала!
Паренек ее рядом встал, мать и двери в дом загораживая, и видно — кинется шагни только.
— Тьфу, язвить вас, — сплюнул Михеич. — Вот задерет вас, познаете!
— Как же! Перепугали кошку, гоняетесь за ней, как за матерой!
— Баба — дура, едино слово, — махнул рукой Савелий, потопал, валенками снег со двора загребая.
Улеглось.
Непоседа сердце унимала, Варвара — соседей.
Рысь внимательно следила за ногами. Ходят, бродят вокруг, чуть и найдут ведь. Опасностью вроде не пахнет, но кто ее знает, лучше поосторожней быть.
— Ма, она под кроватью сидит.
— Пусть. Не лезь пока к ней, пусть успокоится.
— Она, поди, голодная.
— Молока налей, мяска вон дай, со сковороды. Да осторожнее, дикая все-таки, не забывай.
— Ничё она не дикая, — шмыгнул носом мальчик.
Рысь мордочку из-под покрывала до пола, обзор закрывающего, высунула: запах вкусный сильно, манит. Не пойдешь — двуногие бродят. Один к ней, она опять под кровать. В угол. Он заглянул под покрывало — она зашипела.
— На, не шипи, я ж не со злом, — пробурчал. Голос молодой, не злой.
— Вась, ты с руки не давай, положи — сама возьмет.
