Мария Галина - Луна во второй четверти
— Какую такую Авку? — совершенно натурально удивился Анджей, — Собаку айболитову, что ль?
— Я те дам собаку… — второй снова угрожающе надвинулся. — Ты мне девку не трожь! Я тебе все ребра пересчитаю, я тебе…
— Понял! — Анджей задрал голову, чтобы остановить капающую из носа кровь, холодно и несколько гнусаво осведомился, — А кто вы, собственно такой?
— Понятно, кто, — вздохнула Варвара, — Мишка Кологреев. Ветеринар. Только почему вы не на рыбзаводе? Вам же полагалось лечить жаберную гниль у несчастных рыб, а вы…
— Да ложил я на эту гниль, — мрачно сказал ветеринар. — Я отошел голомень, дал кругаля и вернулся. В сарае лодочном заночевал, у причала.
— Ясно, — согласилась Варвара, — ну ее, в самом деле, гниль жаберную. Пошли лучше завтракать.
Анджей пожал плечами и, посвистывая, двинулся вперед.
— Так я и знал — сокрушался Кологреев, — как городских увидит, тут же начнет хвостом вертеть.
— Что ж ты ее в Питер отпустил, такой ревнивый? — Варвара незаметно для себя перешла на ты.
— Отпустил, — ветеринар осторожно дотронулся до разбитой скулы, — слушай, железки холодной не найдется?
— Откуда? Бидон только вот.
— Разве ж я отпускал? Иван тоже против был. Нельзя ей, говорит, в город, никак нельзя! Я что — давай, говорю, поженимся, будем жить как люди. В Чупе дом купим. Рыбзавод наш финны, вроде, под себя берут, все путем… Так нет же, Катерина уперлась — мол, нечего ей здесь делать… Дескать, пускай хоть образование какое получит, а там поглядим. Образование… Известно, чему их там учат.
Он исподлобья поглядел на Варвару.
— Оно, конечно, глухомань у нас, задвенно живем… какие тут радости… А разве человек для радости рождается? Он для жизни рождается, а уж какая в ней, в этой жизни радость?
Интересная точка зрения для ветеринара, подумала Варвара.
— Да, — согласилась она, — мрачновато у вас.
— Нормально тут, — сразу же дал разворот Кологреев, — Вас-то вот принесло не пойми с чего. Сидели бы в своем Питере.
— Мы не питерские, — пояснила Варвара, отмежевываясь от развратного города, столь дурно повлиявшего на Авелину, — мы московские.
— Еще хуже, — отрезал Кологреев.
Варвара молча пожала плечами.
— Приезжали тут одни — ах, блин, север, ах, романтика! Получили свою романтику по полной программе! И то — не знаете ни хрена, уважения к северу никакого… тонете, ноги ломаете. Знаешь, скольких тут зверь задрал?
— Какой зверь? — удивилась Варвара.
— А я почем знаю? Может, волк, может, медведь.
Он вздохнул.
— С них-то что взять, с тварей бессловесных? Им так бог положил… а вот бандитов всяких развелось — мафия и сюда добралась!
— Какая еще мафия? Откуда?
— Ну, не мафия — просто головщина. Может, беглые, кто их знает.
Опасно пренебрегая бидоном, он наклонился к Варвариному уху:
— Я ночью, когда по нужде ходил, человека видел…
— Ну, — миролюбиво возразила Варвара, — может, кто из ребят…
— Он не из вашей избы вышел, — возразил Кологреев, — ваших я всех знаю. И девку, и старика, и качка, и того, который с рамочкой всюду бегает… и твоего этого… недотепу. А тот — он через забор перелез. Высматривал что-то, вынюхивал.
— Ага! — Варвара даже обрадовалась, — то-то собака всю ночь выла! А как он выглядел, хоть?
— Да не разглядел я, — с досадой поморщился Кологреев, — темно было.
— Один?
— Да вроде, один. Но ты все равно поаккуратней тут, слышь! И своим скажи…
— Ладно, — согласилась Варвара, — скажу.
Они уже подошли к крыльцу, где на ступеньках сидел и курил Приму мрачный Пудик.
— Ты чего, мать, — изумленно воскликнул он, — сама ее доила? А это кто?
***
— Ветеринар Кологреев, — пояснила Варвара.
— А! Так вот кто Андрюхе морду раскрасил!
Анджей у колодца пытался замыть кровавые разводы на рубашке. Получалось так себе.
Пудик поднялся.
— Пошли завтракать. Я гречу сварил.
— Это можно.
Кологреев степенно прошел вслед за Пудиком в горницу.
Там уже сидели за столом вернувшиеся контактеры. Меланюк листал старый журнал, время от времени поднимая от страниц близорукий растерянный взгляд, Шерстобитов пил чай — даже чай он умудрялся пить с оч-чень сосредоточенным видом.
Мимо прошел Анджей, нырнул в боковую комнату и захлопнул за собой дверь. На Шерстобитова он не смотрел. На Кологреева тоже.
— Ишь ты, — ухмыльнулся вслед Кологреев.
Он стоял посреди горницы, расставив ноги в сапогах, заляпанных присохшей рыбьей чешуей и оглядывался по сторонам.
— Ты бы это, мать, Леру позвала, — озаботился Пудик. — Она наверху так и сидит.
Лера лежала на спальнике, закинув руки за голову, и глядела в потолок. Глаза у нее были припухшие.
Варвара присела на корточки, отчего половицы под ней скрипнули.
— Пошли, — сказала она, — чаю попьем. У нас гости — ветеринар Кологреев, представляешь? У которого жаберная гниль.
Лера не ответила.
— Слушай, — неуверенно сказала Варвара, — если ты из-за Анджея…
Лера распахнула глаза и равнодушно уставилась на нее.
— Что?
— Ну… так он, может, нарочно… тебя позлить хотел… или…
— Не понимаю о чем ты, — холодно сказала Лера, — у нас с Анджеем прекрасные отношения. Прекрасные. А ты уже и обрадовалась! Что ты суешься во все, ну что суешься… обидно, да, что никто и за женщину тебя не считает? Еще бы — да ты на себя погляди!
— Да ты чего? — остолбенела Варвара.
Она закусила губу. Руку аж свело — ударить бы с размаху в это белое, тонкое лицо…
— Значит, верно, — удовлетворенно проговорила Лера. — В самую точку!
Варвара развернулась и слепо протопала обратно по лестнице. Глаза щипало.
— Так она чего? — спросил снизу Пудик.
— Ничего, — шмыгнула носом Варвара. — Сейчас спустится.
— А ты чего?
— Ничего.
Она плюхнулась на стул и придвинула кружку с чаем. Рядом Кологреев шумно прихлебывал из блюдечка.
Высоко держа голову, спустилась по лестнице Лера, сказала в пространство доброе утро!, уселась за стол. Кологреев поглядел на нее одобрительно.
— Аккуратно у вас тут. Молодцы, девки! А то тут уж почитай лет десять никто не живет. Прибрались на славу — картину, вон, повесили.
— Это я, — расцвела Лера, — чудное полотно — не хуже, чем Рокуэлл Кент!
Варвара сидела, опустив голову, разглядывая черную трещину на столешнице. Да что на всех нашло, гадала она, пытаясь проглотить комок в горле. Разреветься и выскочить из-за стола было бы уж совсем обидно. Краем глаза она заметила недоуменный взгляд Артема, обращенный в ее сторону, но упорно продолжала сопеть и таращиться в стол.