Нэнси Коллинз - Самое темное сердце (ЛП)
Эстес подается вперед, и его взгляд фокусируется на мне словно лазер.
– Ты нашла его?
– Да. И не раз, вообще-то.
– Ты убила его? – его дыхание вдруг становится прерывающимся, как у извращенца, звонящего по телефону.
– Да.
– Как это было?
Я отвожу глаза и смотрю в окно на парковку.
– Опасно. Пугающе. Неистово. Возбуждающе.
Он слегка вздыхает и откидывается на спинку своего сидения. Он выглядит как мужчина, удовлетворивший некое желание, природу которого лучше не выяснять.
– Эстес, – шепчу я жестко. – Мир, который ты думаешь, что знаешь, на самом деле намного темнее, чем ты можешь вообразить. Это страна кошмаров, где недостаточное знание так же опасно, как и полное неведение. Пока что ты лишь играл в дурачка, неспешно приближаясь к обрыву, счастливый в неведении о своей слепоте. Путь, который ты выбрал, неимоверно опасен для человека. Это причина, по которой папский престол распустил охотников на ведьм. Как только они узнали, что человечество делит планету с расами тьмы, которые охотились на людей с того момента, как первая обезьяна встала вертикально, они были неспособны жить с этим знанием. Многие сошли с ума, некоторые покончили с собой, а остальные сдались тем, кому они когда-то клялись противостоять. Они выучили сложным путем, что людям невозможно быть охотниками на монстров, самим не став монстрами. Что касается меня, я убила сотни вампиров. И убила несчетное число людей. Многие были прислужниками тех, с кем я борюсь. Остальные были если и не полностью невинными, то уж точно невиновными в преступлениях, которые караются смертью. И все же, я убивала и их. Вот почему я прошу тебя остановиться. Если ты ценишь свою человечность, то оставишь это безумство и продолжишь жить своей жизнью.
Челюсти Эстеса двигались, как если бы он жевал пулю.
– Даже если бы я хотел так поступить, я не могу. Пока нет.
Одна из посетительниц в соседней кабинке перестала есть свой омлет и уставилась на нас с вилкой на полпути ко рту – на её лице застыло выражение страха и неверия. Она как минимум слышала наш разговор, если и не поняла его смысл.
– Давай перенесем наш разговор в более уединенное место, – предлагаю я, кидая помятую десятку на стол.
Мы выходим из кафе в тёмноту за стеклянной дверью. Я жестом указываю Эстесу следовать за мной и направляюсь вниз по улице, подальше от огней. Он колеблется, но потом начинает шагать рядом со мной.
– Расскажи мне о себе, мистер Эстес.
– Ты не захочешь слышать мою историю.
– Напротив. Я хочу знать о тебе как можно больше. В мире так мало охотников на вампиров, несомненно, у нас должно быть что-то общее.
Эстес бросает на меня взгляд исподлобья, пытаясь понять, не смеюсь ли я над ним. После продолжительной паузы он тянется в карман своего пальто и достает пачку Роли[7] без фильтра.
– Не против, если я закурю?
Я поднимаю бровь, слегка удивившись.
– Весьма необычный бренд для человека твоего возраста.
Эстес издает звук, отдаленно напоминающий смех, и берет сигарету губами.
– Привычка – вторая натура. Это то, что мы курили в сумасшедшем доме.
– Ты был в психушке?
– Ага, – вздыхает он, поджигая сигарету хромированной зажигалкой Зиппо, которую вытащил из другого кармана. – Целых шестнадцать лет. Хотя из них я помню всего шесть. – Он делает глубокую затяжку и выдыхает дым из носа.
– Итак... откуда ты хочешь, чтобы я начал?
– Как насчет того, чтобы с самого начала? Обычно с этого и начинается большинство историй.
Глава 4
– Я был зачат в Вудстоке. По крайней мере, так, я помню, мне говорила мама. Мои воспоминания об отце и матери перепутаны с тем, что я потом узнал про них. Поэтому я никогда не мог быть стопроцентно уверен, что то, что я помню, случилось со мной на самом деле, или же я просто где-то позже об этом прочитал.
Несмотря на то, как это может прозвучать, мои родители не были укуренными хиппи, жившими в коммуне в северной части штата Нью-Йорк, делавшими свечи из пчелиного воска и глиняные горшки.
Мой отец, Фрэнк Эстес, был концертным промоутером и продюсером звукозаписи, который начал с продажи билетов в ночные клубы Западного побережья. Моя мать была на 10 лет моложе и познакомилась с отцом, когда работала танцовщицей в старом Whisky-A-Go-Go[8].
Как я уже говорил, я помню о родителях не так много. Когда я пытаюсь представить себе их лица, черты отдаляются и расплываются, как будто смотришь на них через неправильную сторону бинокля. Я знаю, что мой отец был высоким, носил бороду и усы, а мама была молодой и симпатичной, со светлыми волосами до талии. Что из этого настоящие воспоминания, а что пришло из фотоальбомов, которые мне показывали доктора, я с уверенностью сказать не могу.
Как бы там ни было, мой отец был скорее хипстером, чем хиппи. Он мог накуриваться и торчать вместе с музыкантами, но собирался делать деньги, а не менять мир. У него было чутье на талант и тенденции, он получил свой первый большой шанс, продав серию туров одной из групп Британского нашествия.
В 1970 он одновременно стал отцом, мужем и продюсером звукозаписи. Я до сих пор храню их свадебную фотографию: на матери был белый шикарный наряд с бахромой, белые виниловые сапоги, а в руках – букет. А отец был одет в белый атласный смокинг с бархатными лацканами. Я тоже есть на фото – месячный младенец, которого держит для фотографа пьяный в хлам Кит Мун[9].
Папа назвал свой новый лейбл «Джек Мьюзик». Не знаю, после меня он так назвал компанию или наоборот. Первая пара групп, которые он продюсировал, были нормальными, но не занимали верхушки чартов популярных исполнителей. Затем в 1972 году он вложил кучу денег, обеспечивая и продюсируя кислотную рок-группу под названием «Мятый бархат», которая быстро закончила ничем. Когда вокруг бушевал 1973, отец оказался на грани банкротства.
Это было как раз тогда, когда он обзавелся бизнес-партнером, и имя компании изменилось с «Джек Мьюзик» на «Блэкхарт Рекордс». Я не очень хорошо помню, что происходило после этого, тогда мне было всего три года, но я вернусь к тому, что мой отец, казалось, всегда был далёк от бизнеса любого типа. Он никогда не брал мою мать с собой, когда отправлялся в свои поездки, поэтому большую часть времени я проводил с ней. Полагаю, что до моего рождения это создавало им проблемы, но не знаю точно. Чем бы ни занимался отец, это обеспечивало нам хорошую жизнь. У нас был пятикомнатный дом на холмах, олимпийского масштаба плавательный бассейн, личный теннисный корт и домашний кинотеатр. Полагаю, вы поняли, что мы жили на широкую ногу.
