Дмитрий Черкасов - Благословенная тьма
На всякий случай он уточнил у пилота название, и тот ответил, что так оно и есть.
Сколько же по стране этих «бирюзовок» и «зуевок»?
Иногда протодьякону казалось, что в незапамятные времена всего сотня-другая энтузиастов отправилась гулять по Руси и крестить населенные пункты, беззаботно и незатейливо нарекая их собственными именами.
- Там всего одна улица, - сказал вертолетчик. - Она и главная, и второстепенная.
Пятая изба слева, в ней живет некто Ступников, он же просто Ступа.
Ступа и есть ваш проводник. Как-нибудь договоритесь.
- Он точно не в курсе?
Пилот пожал плечами:
- Во всяком случае, я с ним на запретные темы не беседовал. Не должен быть в курсе. Здешний люд вообще не отличается любопытством, потому что так спокойнее.
Слишком много происходит непонятного - пусть не здесь, подальше. Ступе важнее, чтобы вы с ним душевно расплатились.
- Душевно - это как понимать?
- Так и понимайте. Поторгуйтесь для порядка, но не обижайте. Уступите.
- У меня фонды так себе…
- Ничего, вполне достаточно. Я уверен. Здесь не столица, цены разумные. Да и кто знает…
Пилот резко замолчал.
- Ну, продолжайте, - предложил ему Челобитных. - Что вы хотели сказать? Что деньги мне больше могут и не понадобиться?
Тот вытряхнул из пачки сигарету, закурил. Поразмыслил, прежде чем ответить.
- Думаете, вы первый уфолог, рвущийся в Зуевку?
Протодьякон поморщился, отгоняя от себя клубы дыма. Он терпеть не мог табака, да и пил редко.
- Думаю, что нет.
Слово «уфолог» пилот произнес необычно, словно заключал его в кавычки.
Челобитных пристально посмотрел на него, безответного:
- Или… вы хотите сказать, что остальные уфологи были такими же уфологами, как я?
Пилот закатил глаза:
- Я этого не говорил.
- Но подразумевали? Вы же знаете, кто я; выходит, я - не первый? Здесь были до меня и другие ликвидаторы?
- Я не знал, что вы ликвидатор, - отозвался тот. - И не хочу знать, вы совершенно напрасно передо мной раскрываетесь. Я знал только, что вы из Службы.
Что ж - признание очевидного мне вряд ли чем-то грозит: да, вы не первый. Ваши люди наведывались сюда неоднократно.
Эта новость неприятно удивила протодьякона. Почему в Инквизиции ему не сказали об этом ни слова?
- И что с ними стало? - не удержался Пантелеймон.
На сей раз воздушный извозчик ответил охотно и быстро:
- А кто же их знает? Растворились, будто и не было их никогда.
Казалось, что этот прискорбный факт его чем-то радует. Или, вернее, не сам факт растворения, а другой - уверенность в том, что Пантелеймона поджидают и другие открытия и факты, о которых его даже не потрудились уведомить начальники-командиры.
Вероятно, пилот давно уже точил зуб на руководство - не то не доплатили ему, не то отказались повысить. В самом деле - почему он торчит в такой дыре?
Протодьякон ощутил внезапную неприязнь к этому язвительному субъекту.
- Мне пора, - сухо сказал он. - Хорошей погоды и мягкой посадки.
Пилот хохотнул:
- Благословите тогда на прощание, батюшка…
Челобитных мотнул головой:
- Статус не позволяет. Не батюшка я…
Он нацепил рюкзак и, не оглядываясь, зашагал через луг. Он слышал, как взревел двигатель, и придержал шляпу, которую едва не сорвало порывами ветра, но так и не обернулся.
Трава была высока, солнце изрядно припекало. Вокруг протодьякона вились тучи насекомых - большей частью ему незнакомых, но, несомненно, лютых и голодных. Он отмахивался, не желая до поры надевать накомарник. Если он спасует здесь, на лугу, то каково ему будет в лесу, во власти таежного гнуса?
Почему-то именно гнус возбуждал в нем наибольшую озабоченность, словно и не существовало в природе никаких аномалий и тайн, могущих оказаться куда страшнее.
Перспектива обманчива; Пантелеймону мерещилось, что до Бирюзова рукой подать, однако он шел и шел, а деревня как будто и не приближалась. Впору было заподозрить, что колдовство уже началось, и луг проклят, а до людей не дойти никогда. И пес паршивый, вертолетчик об этом, разумеется, знал, потому и радовался. Ослепло начальство, что ли? Гребут в помощники неизвестно кого, всякую сволочь…
Под самозабвенный стрекот цикад он ускорил шаг. И деревня вдруг выросла перед ним, словно раскаиваясь в длительной удаленности. Словно она раздумывала, подпускать к себе чужака или сохранять благоразумную дистанцию, и наконец решила, что от нее не убудет.
Насекомых стало чуть меньше, когда Челобитных ступил на главную и единственную улицу деревеньки. Очень скоро выяснилось: то, что по логике должно было находиться слева, в сознании пилота перевернулось и оказалось справа. Бог его знает, откуда он смотрел и что имел в виду.
Короче говоря, в пятой избе слева - а Челобитных зашел в деревню именно слева - никакого Ступы не было, жила там жилистая старуха, копавшаяся в огороде.
- Не оттуда зашел, - лаконично сообщила она Пантелеймону, с трудом выпрямляясь и вытирая руки о подол. И махнула, направляя пришельца подальше от себя, на другой конец селения.
- Премного благодарен, - поклонился протодьякон.
Старуха не ответила и вернулась к своему занятию.
Челобитных пошел по улице, искоса поглядывая на одинаковые, землистого цвета избы. Больше он никого не повстречал; деревня словно вымерла, и даже собаки молчали. В пятой избе по правой стороне, казалось, тоже давным-давно никто не жил - она вся покосилась, плетень повален.
«Да, не балуют Ступу, - подумал Пантелеймон. - Куда он деньги-то девает? Пьет горькую, ясное дело».
Его подозрения полностью подтвердились, когда он позвал со двора хозяев и ему никто не ответил. С тем же результатом протодьякон постучал в дверь. Когда он, толкнув ее, вошел в горницу, то обнаружил, что там царило вопиющее запустение.
Рядом с почерневшим от времени и грязи столом с объедками вместо лавки стояла вполне городская пружинная кровать.
На голом матраце, в грязной одежде и обуви храпел долговязый мужик с прыщавой физиономией - заросший и небритый. Запах в горнице висел такой, что у Челобитных перехватило дыхание.
Не спрашиваясь, он быстро прошел к окну, распахнул его. Затем поискал глазами, нашел бутыль с отравой, которая свалила предполагаемого проводника, налил полстакана и остановился, выбирая оптимальный способ воздействия.
Физический способ, конечно. Но для порядка он позвал:
- Сударь, проснитесь! Господин Ступников!
«Господин» не отреагировал и продолжал храпеть, как ни в чем не бывало. Тогда протодьякон вылил на него ковш воды, стремительно присел на кровать и принялся быстро растирать хозяину уши.
