Дональд Уэстлейк - Людишки
Если вы держитесь уверенно, дело в шляпе. Швейцар заметил льдинки в глубоко посаженных глазах Григория, увидел, как тверды его осунувшиеся скулы, как расправлены тщедушные плечи, и признал в нищем принца. Он торжественно (хотя и не очень) простер длань и молвил, возвращая приглашение:
— Прямо через вестибюль, вторая дверь направо.
— Благодарю вас, — сказал Григорий и с веселым изумлением заметил, как швейцар соединил каблуки (ладно, пусть беззвучно, но все-таки). Миновав его, Григорий вошел в вестибюль, убранный плюшем и мрамором.
Шум выкатывал из международного зала клубами, будто чад из кухни деревенского постоялого двора. Болтают на вечеринках во всем мире одинаково — весело и ни к кому не обращаясь; эта болтовня создает некую особую окружающую среду, как бы деля белый свет на гуляк и никому не нужных чужаков. При мысли о том, что на сей раз он попал в число избранных, Григорий почувствовал радость и нырнул в это шумное облако. Оно не отторгло, а радушно поглотило его. Едва ли он сознавал, что какой-то человек у дверей забрал у него приглашение и провел вновь прибывшего под широкой аркой в просторную комнату с высоким потолком, убранную с таким расчетом, чтобы как можно ярче напомнить людям о царской роскоши и царском могуществе. Везде — золото и белая эмаль, вдоль стен — вроде бы неприметные, но величественные кресла, в которых восседали надутые, будто сизари, разодетые люди.
Две люстры по торцам комнаты перемигивались над головами официантов, облаченных в тускло-коричневые одеяния (здесь не было ни одной красной ливреи). Как будто владельцы замка впустили в главный пиршественный зал своих смердов, чтобы те могли отметить какое-то ежегодное торжество, подумал Григорий.
Можно ли извлечь из этого шутку? Конечно, можно, только пойдет ли она в дело? Теперь, когда всем видно, что пролетариат наломал дров, повсюду царит некое ошеломленно двойственное отношение к тому высокородному младенцу, которого выплеснули вместе с водой в 1917 году. Уже несколько месяцев и Григорий, и Петр Пекарь всячески пытались вплести в текучку дня сегодняшнего упоминания о царствах, царях и царственных фамилиях, но все шутки на эту тему выходили слишком плоскими и бледными.
Беда была в том, что они не могли выразить однозначного отношения к предмету. Разумеется, никому не хотелось вновь попасть под власть класса, искренне полагавшего, что между крестьянами и их скотом нет никакой разницы, но все же… Все же что-то не получалось со стилем. Со стилем, а не с сутью.
«Цари для нас и поныне — что ком в глотке. Ни проглотить, ни выплюнуть».
Это не смешно. Это всего-навсего правда.
Озираясь в поисках бара (ему разрешалось выпивать, но в меру — пока в меру; безудержные возлияния еще впереди), Григорий скользнул взглядом по миловидной девушке в центре забитой народом комнаты. Она оживленно беседовала с высоким, коренастым, тупорылым мужиком, который мог быть только легавым и никем иным. Возможно, даже из КГБ. Девушка была рослая, стройная, почти блондинка, с ясными глазами и очаровательным носиком; она прямо пыжилась от самоуверенности. Наряд девушки производил впечатление сшитого на заказ и сидел, как влитой. «Американка», — подумал Григорий и стал продвигаться поближе к водке.
Русского, с которым беседовала Сьюзан Кэрриган, очень развеселила мысль о том, что девушка попала в Москву, одержав победу в объявленном журналом конкурсе. Звали этого русского Михаилом, и он преподавал экономику в МГУ. Высокий, худощавый, лощеный мужчина с приятно резкими чертами и мурлыкающим баритоном, которым он сейчас произносил безупречные английские фразы с легким оксфордским акцентом.
— Определение ценностей капиталистического общества, — вещал он, — наверное, никогда не будет понято моим поколением. Допустим, какая-то фирма гонит из картофеля водку. Чтобы продать эту водку, фирма наобум выбирает гражданина (случилось так, что в данном случае вас, гражданочка) и бесплатно отправляет в путешествие в Москву. Вы сами, при всем желании и даже крепчайшей в мире печени, никогда не сможете выпить столько водки, сколько нужно, чтобы покрыть расходы винодела по устройству этого предприятия. По сути дела, — он рассмеялся и указал на бокал в руке девушки, — вы и вовсе водку не пьете, а пьете белое вино.
— Да, — согласилась девушка, — я знаю, это может показаться глупым, но…
— Ничуть, ничуть. — Михаил подтрунивал над ней так прямодушно и дружелюбно, что девушка не могла обижаться на него. — Разделить общество любительницы белого вина весьма приятно, — заверил он ее. — А кроме того, в этой комнате нет ни одного человека, который продержится на ногах дольше вас, это несомненно. Однако вернемся к обсуждаемому вопросу. Производитель водки не может надеяться, что вы вернете ему потраченные деньги. Возможно, он считает, что другие граждане узнают о проявленной им по отношению к вам щедрости, воспылают к нему теплыми чувствами и станут покупать его товар в количествах, достаточных и более чем достаточных, для покрытия его расходов? И это — в дополнение к той водке, которую они купили бы и так.
— Понятия не имею, — честно призналась Сьюзан. — Что бы они там себе ни думали, я чудесно провожу время. Россия так прекрасна.
— Вы полагаете? — улыбаясь ее воодушевлению, спросил он.
— Музеи, картины, иконы! — воскликнула девушка. — А как красива река. Надеюсь, компания «Семенов» сторицей окупит свои расходы.
— Уже окупила, — произнес слева от нее голос с американским выговором. Девушка и Михаил повернулись и увидели бородача лет сорока с чем-то, облаченного в мятую спортивную куртку и белую сорочку. На шее — бордовый галстук-бабочка, а над ним — виноватая улыбка человека, без приглашения влезшего в разговор. — Простите меня, — добавил бородач, — я случайно услышал. Зная, что вы… ведь вы — Сьюзан Кэрриган, так?
— Совершенно верно.
— Джек Филдинг, — представился он. — Сотрудник нашего посольства. Мы выправляли кое-какие ваши бумаги. Так вот, я полагаю, что принцип тут следующий. Правда, я не экономист. — Он повернулся к Михаилу. — В отличие от вас, не так ли?
— Да, я занимаюсь экономикой, — ответил Михаил и представился еще раз, назвав какую-то немыслимо длинную фамилию. Мужчины обменялись рукопожатием, и Михаил продолжал: — Вы понимаете, как складывалась ценность подарка, сделанною мисс Кэрриган?
— Думаю, что да, — отвечал Джек Филдинг. — Главное тут — реклама и общественное мнение. Предложив людям столь желанную для многих награду, вы прославите свое имя. Когда покупатели пойдут в местную винную лавку, то скорее всего приобретут там именно ваш товар. Значит, если вышло так, как хотели устроители, они добились увеличения продаж еще до окончания конкурса и нажились раньше, чем потратились на мисс Кэрриган.
