Жюль Верн - Мастер Захариус
Все четверо опустились на колени. Снова послышался собачий вой, и в дверь хижины постучали.
— Именем дьявола, откройте!
Дверь поддалась под неистовым напором, и на пороге возник дикий, взлохмаченный человек в рубище.
— Отец! — воскликнула Жеранда.
То был мастер Захариус.
— Где я? — проговорил он. — В Вечности!.. Время кончилось… часы больше не бьют… стрелки остановились!
— Отец! — повторила Жеранда таким душераздирающим шепотом, что старик, казалось, вернулся к жизни.
— Ты здесь, моя Жеранда! И ты, Обер!.. — восклицал он. — О, дорогие мои жених и невеста, скоро вас обвенчают в нашей старой церкви!
— Отец! — сказала Жеранда, взяв его за руку. — Возвращайтесь домой, в Женеву, идем вместе с нами!
Старик уклонился от дочерних объятий и бросился к двери. У порога хижины возвышался сугроб. Все было завалено снегом.
— Не покидайте ваших детей! — прокричал Обер.
— Зачем возвращаться туда, где жизнь моя утекла и навсегда погребена частица меня самого? — печально ответил старик.
— Ваша душа жива! — возразил отшельник.
— Моя душа!.. О нет!.. Ее пружины в порядке!.. Я чувствую удары через равные промежутки…
— Ваша душа нематериальна! Ваша душа — бессмертна! — убеждал старика отшельник.
— Да… как и моя слава!.. Но она заточена в замке, Андернатт, и я хочу снова свидеться с ней!
Отшельник молчал. Схоластика была ни жива ни мертва. Обер бережно поддерживал Жеранду.
— Замок Андернатт — проклятое жилище дьявола, — предупредил отшельник.
— Отец, не ходи туда!
— Мне надо вернуть свою душу! Моя душа принадлежит мне…
— Удержите его! Удержите моего отца! — всхлипывала Жеранда.
Но старик уже выбежал за порог и с воплем: «Мне! Мне, мою душу!..» — исчез в ночи.
Жеранда, Обер и Схоластика по непроходимым тропам, по которым ураганом пронесся мастер Захариус, бросились за ним вслед. А вокруг бушевали стихии — снежные вихри схлестывались с пеной бурных потоков, вырывавшихся из берегов.
Проходя мимо какой-то часовенки, Жеранда, Обер и Схоластика поспешно перекрестились. Мастера Захариуса не было нигде.
Наконец, посреди невозделанных, забытых Богом земель показалась деревушка Эвионаз. Сердце, даже самое черствое, и то содрогнулось бы при виде такого страшного запустения. Старик Захариус продолжал свой путь. Он повернул влево и исчез в самом глубоком из ущелий горы Дан-дю-Миди, вздыбившейся в небо острыми пиками.
— Это здесь! Здесь!.. — восклицал мастер, продолжая бешеную гонку.
В описываемое время от замка Андернатт остались почти что одни руины. Массивная полуразрушенная башня, возвышавшаяся над всеми постройками, казалось, вот-вот рухнет… На чудовищные нагромождения камней, которые не сегодня-завтра завалят все, было страшно смотреть. Среди всего этого хаоса сохранилось несколько мрачных зал с треснувшими потолками и грязными водоемами, кишевшими змеями.
Тесный потайной ход, заваленный мусором, вел прямо в замок Андернатт. Кто жил здесь прежде? Бог знает. Возможно, какой-нибудь маркграф, полусеньор-полуразбойник. А потом маркграфа сменили бандиты или фальшивомонетчики, повешенные прилюдно за свои преступления. Легенда гласит, что зимними ночами сам сатана, пляшущий сарабанду, появлялся в чреве разверзшихся ущелий, поглощавших тень от замка Андернатт!
Мастера Захариуса не страшил угрожающий вид чудовищного пейзажа. Через потайной ход он пробрался на обширный сумрачный двор, затем вскарабкался на какой-то наклонный уступ и попал в один из бесконечных коридоров, готовых обрушиться под тяжестью своих сводов. Вновь никто не остановил его. Жеранда, Обер и Схоластика следовали за мастером по пятам. А тот, точно ведомый невидимой рукой, двигался торопливо, не сбиваясь с дороги, сопровождаемый сонмом летучих мышей, и наконец уперся в трухлявую дверь, поддавшуюся без особого труда.
Обширная зала, совсем неплохо сохранившаяся, предстала перед ним. Казалось, к высоким скульптурным панно, украшавшим стены, прильнули ларвы[3], вампиры, тараски[4]. Рамы узких окон, напоминавших бойницы, сотрясались под порывами бешеного ветра.
Мастер Захариус, остановившись посреди залы, издал радостный вопль.
На железной подставке, вплотную к стене, стояли часы, в которых заключалась теперь вся его жизнь. Несравненный шедевр представлял собой старую романскую церковь со всевозможными деталями из кованого железа и массивной колокольней с полным набором звонов, повторяющихся изо дня в день: заутреня, месса, вечерня… Над дверью церкви, открывавшейся во время службы, была установлена розетка, в центре которой двигались две стрелки. На скульптурном циферблате с тонким рельефом помещалось двенадцать цифр. Между дверью и розеткой, как и утверждала старая Схоластика, в медной рамке появлялось некое изречение — правило, годное к исполнению в определенное время суток. В свое время мастер Захариус с прилежанием истового христианина отрегулировал последовательность этих истин: часы молитвы, работы, сна, трапезы, приятного времяпрепровождения и отдыха следовали согласно догмам религиозной дисциплины и должны были приветствовать всякого, кто внимателен к их рекомендациям.
Мастер Захариус, опьянев от радости, только попытался дотронуться до часов, как раздался чудовищный хохот. Он обернулся и при тусклом, мерцающем свете коптящей лампы различил того маленького старичка из Женевы.
— Вот вы и здесь! — воскликнул уродец.
Жеранда, полумертвая от страха, прижалась к своему жениху.
— Милости просим, мастер Захариус, — произнес чудовищный персонаж.
— Кто вы?
— Сеньор Питтоначчо, к вашим услугам! Вы явились, чтоб отдать за меня вашу дочь? Я ведь говорил: Жеранда не будет женой Обера!
Молодой человек бросился на Питтоначчо, но тот ускользнул от него, словно тень.
— Остановись, Обер! — сказал мастер Захариус.
— Доброй ночи! — пробурчал Питтоначчо и исчез.
— Отец! — взмолилась Жеранда. — Бежим из этого проклятого места!.. Отец!..
Но мастера Захариуса уж и след простыл. Он гнался за призраком Питтоначчо среди рушившихся аркад. Схоластика, Обер и Жеранда, подавленные горем, не в силах были сдвинуться с места. Девушка упала в каменное кресло, к ней бросился Обер, тут же в большой зале старая служанка на коленях молилась. Слабые отблески света струились во тьме. Тишина нарушалась только деятельной работой гнусных тварей, грызших старые деревяшки, — этот постоянный шум, казалось, указывал время «часов смерти».
С первыми проблесками дня все трое отважились наконец ступить на бесконечные лестницы, спрятавшиеся под нависшими глыбами. Часа два проблуждав, они так и не встретили ни души, не услышали ничего, кроме отдаленного эха, отзывавшегося на их крики. Путники то спускались глубоко в подземелье, то возносились к вершинам диких гор.
![Жюль Верн - Мэтр Захариус [Старый часовщик]](/uploads/posts/books/67376/67376.jpg)
