Лиза Смит - Ритуал
Мать смотрела вперед.
- Я давно здесь не ездила, знаю только этот путь.
- Если здесь уйти на Салем… - Кэсси проследила взглядом, как они благополучно миновали нужный съезд, и сказала: - Ладно, Бог с ним.
Во всем Массачусетсе, пожалуй, только Салем вызывал ее живой интерес. Мрачная история этого местечка чертовски соответствовала ее настроению.
- Они же здесь, вроде бы, ведьм сжигали? А Нью-Салем так назван в честь этого Салема? Там тоже сжигали? - спросила дочь.
- Никто никого не сжигал. Их повесили. И ведьм среди них не было. Просто невинные люди, которым случайно не повезло с соседями, - мать говорила устало, но терпеливо. - Поселения времен колонизации часто называли Салемом. В честь Иерусалима.
Карта плыла перед глазами Кэсси.
- Где же этот город? Я его не вижу.
Ответу предшествовала короткая пауза.
- Это маленький городок, его довольно часто не указывают на картах. Он находится на острове.
- На острове?!
- Не волнуйся. К нему ведет мост.
Теперь у Кэсси появились новые темы для треволнений:
«Остров? Какой-то бред, я буду жить на острове, в городе, которого даже на карте нет».
Указателя перед поворотом на Нью-Салем тоже не было. Но миссис Блейк уверенно повернула руль, машина переехала мост, и они оказались на острове. Кэсси ожидала, что городок будет крошечным, и приободрилась, когда он оказался вполне приемлемого размера. Помимо туристических лавок, скучковавшихся там, где, вероятно, располагался так называемый центр, здесь имелись и обычные магазины. В свои кофейно-пончиковые хоромы заманивал «Dunkin' Donuts [6] «- плакат над «International House of Pancakes [7] «возвещал о скором официальном открытии. Перед означенным заведением танцевало нечто, наряженное гигантским блином.
Кэсси потихонечку легчало: там, где есть танцующий блин, есть и жизнь.
Однако вскоре мать свернула; дорога шла вверх и с каждым футом становилась все пустыннее, оставляя «огни большого города» позади. «Наверное, мы едем к краю утеса», - догадалась Кэсси. Солнце вспыхивало красным в окнах домов на вершине. Девушка внимательно следила за их приближением - сначала с беспокойством, затем с тревогой, и, наконец, с тошнотворным ужасом.
Дома были старые. Очень старые и не миленько-антикварные, а доисторические. И, хотя отдельные строения казались свежеотреставрированными, остальные выглядели так, будто в любую минуту готовы обрушиться и задавить случайных прохожих.
«Ну умоляю, пусть этот дом окажется нашим!» - упрашивала Кэсси не пойми кого, концентрируя всю волю и желание на хорошеньком желтом доме с башенками и эркерами.
Но мать проехала мимо, не снижая скорости. Потом мимо следующего, и мимо следующего за следующим, и так до бесконечности.
Наконец остался всего один дом - последний дом на утесе. К нему и направлялась машина. С каждым ярдом ощущения Кэсси становились все более тягостными. Формой развалюха напоминала плотненькую перевернутую букву Т: одно крыло выходило на дорогу, другое просто оттопыривалось назад. Поскольку подъехали они именно сзади, сразу обнаружилось, что это крыло отличается от переднего, как собака от попугая. У него была крутая крыша и мелкие асимметрично разбросанные окна с ромбовидными стеклами. Эту часть дома даже не потрудились покрасить, просто обшили досками, теперь уже серыми и трухлявыми.
Переднее крыло красили, но один раз и давно, остатки былой роскоши облезали полосками. Две имеющиеся трубы не внушали доверия, казалось, они вот-вот развалятся, да и вся шиферная крыша будто бы прогнулась под тяжестью времен. Окна переднего крыла смотрелись менее одиозно, но тряпки, воды и мыла они тоже не видывали уже несколько столетий.
В молчании Кэсси уставилась на дом: она в жизни не видела более удручающего зрелища. «Это не он!»
- Вот, - произнесла мать все с той же нарочитой веселостью, сворачивая на гравиевую дорожку, - дом, в котором я выросла. Мы приехали.
Кэсси оцепенела. Пузырь ужаса, гнева и обиды в тайниках души раздулся до громадных размеров, и девушке показалось, что он сейчас лопнет.
4
Мать продолжала щебетать в этой своей свежеприобретенной живенькой манерочке, но до сознания Кэсси долетали уже только обрывки.
- …Первое крыло было построено еще до революции… всего полтора этажа… переднее крыло относят к постреволюционному английскому стилю…
И конца этому не было. Кэсси рывком открыла дверь автомобиля и смогла, наконец, полюбоваться на дом во всей красе. Чем дольше она смотрела, тем кошмарнее он выглядел.
Мать как- то очень быстро и без пауз что-то тараторила о ригеле над входной дверью.
- …прямоугольный, видишь, не изогнутый, как те, что появились позже…
- Я его ненавижу! - прервав материнский монолог, заорала Кэсси; в окружающем безжизненном спокойствии ее голос прогремел громче, чем иерихонская труба. Бедняжка, конечно, имела в виду не ригель, что бы это ни значило. - Я его терпеть не могу! - опять страстно воскликнула девушка. Мать у нее за спиной молчала, но Кэсси даже не обернулась. Она брезгливо изучала батарею немытых окон, провисшие балки, всю эту жуткую мрачную громадину, и ее трясло. - Я в жизни не видела ничего уродливее. Я ненавижу его! Я хочу домой!
Домоооооой!
Повернувшись, она увидела затравленные глаза на побелевшем лице матери и разрыдалась.
- Кэсси! - миссис Блейк потянулась к дочери через виниловый верх автомобиля. - Маленькая моя! - Ее глаза тоже наполнились слезами. Девушку поразил взгляд, который мать бросила на дом: он пылал ненавистью и страхом, страхом, который страшнее страшного. - Кэсси, доченька, успокойся, - утешала ее мать. - Если тебе здесь так не нравится…
Она замолчала. Сквозь рыдания девушка вдруг почувствовала движение позади себя. Обернувшись, она увидела, что входная дверь отворена, а в проеме стоит старая, седая, опирающаяся на клюку женщина. Кэсси опять повернулась к матери.
- Мамочка! - умоляюще пролепетала она.
Но мать уже смотрела не на нее, а на дверь, и на ее лице медленно утверждалось выражение тоскливого смирения. Она снова обратилась к Кэсси этим приторно-живеньким тоном:
- Милая, это твоя бабушка, - только и сказала она. - Давай не будем заставлять ее ждать.
- Мам… - прошептала Кэсси; то была мольба отчаяния. Но глаза матери уже опустели, сделались непроницаемыми.
- Пойдем, Кэсси.
Кэсси пришла в голову дичайшая мысль броситься в машину, запереться и ждать подмоги. Но затем тяжкое опустошение, накрывшее мать, окутало с головой и ее. Они уже здесь - что тут поделаешь?! Она захлопнула дверь автомобиля и последовала за матерью.
Женщина в дверях была древней - она годилась девушке, как минимум, в прабабки. Кэсси пыталась отыскать в ней хоть какое-то сходство с матерью, но, хоть убей, не находила.
