Ольга Крючкова - Прелат
– Я не понимаю тебя… Причём здесь моя душа?
– Пройдёт пять лет, и ты поймёшь…
Рене ослепила кроваво-красная вспышка, и он провалился в бездну.
* * *– Мальчик мой!!! Очнись, ради всего Святого! – Анри Денгон тряс Рене, что есть силы.
Сознание медленно возвращалось к юноше, наконец, он открыл глаза.
– Господи! Благодарю тебя! – Денгон простёр руки к небу и перекрестился. – Ты жив!
Юноша попытался сесть, монахи помогли ему, но перед глазами ещё плыло. Он осмотрелся: рядом лежал голый окровавленный Жосс, из его правого глаза торчала стрела, две других виднелись в груди.
– Ты убил его! Я непременно отпишу королю и Папе Римскому!
– А где незнакомец?.. – растерянно спросил Рене.
Монахи переглянулись.
– Тебе надо отдохнуть! Здесь – только братья доминиканцы.
Рене понял: мужчина ему приснился.
– Но мой брат, Жульбер! Что с ним?
– Вот ты и сознался! – усмехнулся Денгон. – Хотел скрыть от меня?!
Рене опустил глаза.
– Простите меня настоятель…
– Поговорим об этом позже. Главное, что Жульбер – в порядке. Серебряный ошейник – весьма полезная и действенная вещь. Теперь, ты, расскажешь мне всю правду?
– Да, настоятель… Только отдохну немного.
Глава 2
1539 год
Конец сентября в бальянже Пуату – ещё почти лето. В один из тёплых осенних дней к городу Сомюр, что живописно раскинулся на левом берегу Луары, неспешно приближался всадник. Молодой мужчина, восседавший на лошади рыжей масти, что явно выдавало её Лангедокские[22] крови, выглядел достаточно представительно. Он был облачён в коричневую куртку из оленьей кожи, причём весьма хорошей выделки, но, увы, уже местами потёртую и такие же штаны. На ногах красовались высокие охотничьи краги[23]. Внешность всадника также как и его облачение, выглядела весьма привлекательно: вьющиеся, чёрные, как смоль волосы, перехваченные сзади лентой в «конский хвост», крупные карие глаза, густые сросшиеся на переносице брови набавляли ему пару-тройку лишних лет, делая бледное лицо серьёзным и даже непроницаемым. Губы мужчины были тонки и непременно складывались в бесстрастную улыбку, пожалуй, даже слишком, что порой невольно приводило собеседника в замешательство.
На поясе молодого всадника слева виднелся меч, с права же – семь небольших кожаных кармашков, если внимательней присмотреться, то можно было заметить в них семь тонких, словно стилеты, метательных ножей, явно изготовленных на заказ из отличного иберийского[24] металла. У людей, умудрённых в военном деле, да и что греха таить, – наёмников и даже иезуитов, тайных служителей Папы Рисского Льва X, этот атрибут вызвал бы немалый интерес и уважение.
В специальном чехле, слева, покоился небольшой арбалет, которым всадник весьма дорожил, – ведь пять лет назад сие оружие спасло ему жизнь. Привычка перевозить арбалет таким образом была продиктована жизненной необходимостью и опытом: ведь он находился постоянно под рукой, что позволяло мгновенно без лишних движений привести его в действие. А в действии сие оружие было смертельным: молодой всадник стрелял точно и никогда не промахивался.
Далее с правой стороны седла был приторочен аркан, который, описав несколько оборотов и взвизгнув в воздухе, в мгновение ока мог пленить человека или … кого-либо ещё; там же виднелась седельная сумка с провиантом.
И такой молодой мужчина, с внешностью удачливого наёмника, – его пояс помимо меча и иберийских стилетов украшал ещё и увесистый кошелёк, – приближался к Сомюру.
Подъехав к городским воротам, – в этот момент колокола местной церкви пробили сексту[25] – и, перебросившись со стражником несколькими фразами, «наёмник» уплатил надлежащую пошлину за право въезда в город, не торопясь, проследовав дальше.
Сняв комнату в гостинице с ужасным названием «Бочонок вина», заплатив хозяину за постой и содержание коня, молодой человек направился к ратуше. Пояс с метательными ножами и меч он оставил в гостинице, прихватив лишь кинжал.
Огромного роста стражник преградил путь «наёмнику».
– Простите, сударь, но пускать никого не велено, – произнёс он весьма довольным и нагловатым тоном, чувствуя своё превосходство.
«Наёмник» удивлённо вскинул брови, смерил взглядом громилу и, улыбнувшись, поинтересовался:
– И почему же?
– В город прибыли святые отцы Франсуа и Бертран, мало того ещё и инквизиторы пожаловали. Я, смотрю, вы, – не из наших мест?!
– Это ты точно подметил! Я только что приехал, остановился в «Бочонке вина». Уж очень я хотел поглядеть на святых отцов и инквизиторов! – «Наёмник» хлопнул верзилу по плечу: – Слушай, любезный, а отец Франсуа, он – такой худой, словно жердь, и немного шепелявит?
– Точно, сударь, а вы откуда знаете? – удивился стражник.
– Да приходилось видеться… – Ответил «наёмник» весьма неопределённо. – И много они успели нахватать ведьм и колдунов?
Стражник в страхе отпрянул.
– Вы что, сударь, говорите? Не приведи, Господи, услышит кто…
– Ладно, зови своего командира. И побыстрее! – приказал «наёмник» властным тоном, теряя терпение.
Стражник опешил, уставившись круглыми глазами на незнакомца. Мало того, что тот позволяет себе вольно высказываться в адрес отца Франсуа, известного борца за чистоту веры, некогда уморившего пытками пятьдесят человек в Монтобане[26], и только лишь потому, что их лица показались подозрительными.
Стражник сморгнул и, словно вышел из оцепенения.
– Как угодно, сударь… – промямлил он и позвал сержанта.
Тот же в свою очередь подобострастно выслушал «наёмника», внимая каждому его слову, разинув рот, особенно после того, как тот показал некую грамоту, увенчанную солидной печатью. Такую печать стражник отродясь не видел и потому решил, что «наёмник», не иначе, как – иезуит, прибывший из Парижа, а то и того хуже – прелат[27] самого Папы Льва X.
* * *Сержант лично препроводил важного незнакомца к святым отцам и инквизиторам. Молодой мужчина, предъявивший буллу, подписанную самим Папой Римским, гласящую о наделении его особыми полномочиями во имя Веры и Господа нашего Иисуса Христа, поразил сержанта до глубины души. Но когда они вошли в зал для допросов, где за столом, накрытым зелёным сукном, восседали святые отцы и три инквизитора – вся Святая комиссия в полном составе, сержант едва справился с охватившим его удивлением.
У Святой комиссии, увидевшей незнакомца, медленно вытянулись лица и округлились глаза; один из инквизиторов перекрестился и возвёл глаза к небу, другой просто сел на стул и уставился в одну точку, словно предчувствуя недоброе. Словом, в лагере Святой комиссии началось волнение и, как заметил сержант, появился явно выраженный страх.
