Сергей Шемякин - Оставьте тело вне войны
— Конечно, они из наших, самостийники.
— Тем более, всё отлично складывается. Телегу с лошадьми оставим у твоей родни. Нас ведь что во Львов направляют? Наверняка сначала бои будут, тут пострелять придётся и голову свою уберечь от красноармейских пуль. А потом евреев громить пойдём, а у них золото и барахлишко. Да может ещё магазин какой советский подломим, так что с пустыми руками не вернёмся. Для золота может и кармана хватит, а вот для мануфактуры, машинок швейных, одёжи, телегу обязательно надо.
— А может, и велосипед попадётся дядьку Остап? — мечтательно спросил Петро.
— Может и попадётся, у городских велосипедов много.
— А я бы патефон хотел, — высказался Панас. — Тогда бы все девки перед моей хатой стояли.
— Ну, патефон все бы хотели, — вмешался Стефан.
— Если добудем, то мне патефон первому! — уверенно объявил Панас, будучи поздоровее остальных хлопцев.
— Ладно вам мечтать, удачу отпугивать! — остановил разговоры Остап. — Лучше ножи подточите, да револьверы на всякий случай почистите. Как стемнеет, поедем за милиционером и девок добывать. Четыре больших мешка приготовьте, верёвки и кляпы. Матвею нож в бок, тело вывезем. Жёнку его, учителку и книгочею в телегу и на хутор.
— Дядька Матвей, дядька Матвей! — негромко стучала Кристинка в дверь хаты милиционера.
— Чего тебе? — раздалось из-за двери, но запоры никто не снял.
— Это я, Кристинка. Какие-то людины избу-читальню керосином поливают, запах на всю улицу. Я побежала, книгочею пани Риву предупрежу.
Матвей, не вздувая лампу, торопливо оделся, шепнув жене: — Дверь за мной сразу закрой!
Достал револьвер и, сдвинув тяжёлый металлический засов, распахнул тяжёлую створку, открывавшуюся на улицу. Он едва успел переступить порог, как два ножа воткнулись ему в бока. Один пробил печень, второй почку. Милиционер не успел ничего. Ни крикнуть, ни выстрелить. Лишь утробно выдохнул и тяжело повалился вперёд со ступеньки. Две тени тут же ворвались в дом, захлопнув дверь. Белая рубашка Марины белела прямо перед ними и Остап, не раздумывая, ударил кулаком в живот. Если молодка и хотела закричать от страха, то удар мужского кулака вышиб из неё дух. Семью милиционера было не жалко. Он был чужаком, присланным из Киева, а жена у него вообще из-под Рязани, чистокровная кацапка. Остап включил фонарик. Марине заткнули рот, завязав платком, чтобы не вытолкнула кляп. Связали руки и ноги. Панас достал из-за пояса свернутый мешок, и вместе с Остапом надел его на девицу. Девушка тянула килограммов на семьдесят. Он легко перебросил её через плечо и вышел на улицу, грузить первую пленницу в телегу. Остап осмотрелся. В хате было бедно. Забрал одно платье шёлковое в горошек, подумав, что продаст или подарит в городе, да немножко денег из узорчатой шкатулки. Видно Матвей недавно получил зарплату.
Подъехали поближе к дому учителки. Бобик соседа Николы Гайворона гавкнул пару раз и заткнулся. У учителки собаки не было. Хата, в которой поселили двух комсомолок, принадлежала раньше Степану Щербине, высланному вместе с семьёй в Сибирь, после неудачного восстания в сороковом. Сначала приехала Оксана Верба, закончившая харьковское педагогическое училище, а затем библиотекарь Рива Бергман. Хата стояла несколько в глубине, поскольку от улицы её отделял лёгкий заборчик из штакетника и палисадник. Кристинка уже крутилась около калитки.
— Пани Рива! Пани Рива! — начала она свой концерт, легонько постукивая в дверь. — Это я Кристинка!
Хлопцы внимательно прислушивались ко всем шорохам в доме.
— Что случилось, Кристя? — раздался голос Оксаны, опознавшей свою ученицу.
— Какие-то людины читальню керосином поливают. Дядьке Матвею я уже сказала. Прощевайте.
Девчушка шмыгнула через калитку и растворилась в темноте улицы.
— Пойду, пройдусь! — сказала Рива, зажигая керосиновую лампу и начиная одеваться. — Может книги какие-нибудь удастся спасти.
Книг в избе читальне было двадцать восемь. Газетные подшивки, брошюры Риву особо не интересовали — из Львова ещё пришлют. А вот книг на украинском языке было жалко до слёз, печатали их мало и неохотно. Каждая давалась с боем. В львовском университете удалось выпросить целых пять, благо комсомольская организация помогла. Тарас Шевченко, Леся Украинка, Николай Гоголь, Иван Франко. Из имеющегося читательского фонда, десять книг было на украинском языке, две — на польском, шестнадцать — на русском. За четыре месяца, что Рива руководила читальней, на русском не взяли почитать ни одной книжки, даже Сказки Пушкина с красивыми картинками. На третий день после открытия, заходил ксендз, пересмотрел все книги, поморщился, заметив библиотечный штамп библиотеки Львовского университета, почитал полчаса на польском "Крестоносцы" Сенкевича и больше не появлялся.
— Не ходила бы ты! Уже ночь на дворе, Коваленко и сам разберётся.
— Нет, неудобно будет! Даже Кристинка предупредила, а библиотекарша не пришла. Что люди скажут?!
Рива надела туфли и решительно открыла дверь. В хату вихрем ворвалось четверо мужчин и девушек тут же повязали. На телеге добавилось ещё два мешка. Из вещей забрали только швейную машинку, что подарила Оксанке мама по случаю окончания педучилища. Больше брать у советок оказалось нечего.
Мешок с телом Матвея Коваленко, добавив камней, бросили в речку. Как сказал Остапу ксендз: — Нет тела, нет дела. Забрали потёртый наган с кобурой и вполне ещё крепкие сапоги.
Дядька Остап приказал освободить чулан, и девчонок, развязав, бросили туда, приказав сидеть тихо. Вместо параши принесли деревянное ведро. Чулан закрыли на замок и пошли спать — ночь на дворе.
Глава 5
Глеб жене о своей тайне, что он может покидать тело и выходить в астрал, никогда специально не рассказывал. Она не спрашивала, а он считал эту информацию лишней и опасной. Она просто знала, что муж на время куда-то исчезает, поскольку сержант, возвращаясь назад в физическое тело, ловил иногда на себе терпеливо ждущий взгляд жены. Спят то вместе. После счастливого окончания снежного плена в Канаде и встречи с Ангелом Тимофеем, она искренне считала, что муж может говорить с духами предков. Тем более, в роду Джанвейнов (по семейному преданию), уже был индеец, разговаривающий с духами.
Так что Кэрол вполне лояльно, без всяких истерик, отнеслась к необходимости командировки мужа на сорок дней для спасения родственника. Уход за Ричардом она в любом случае обеспечит.
— Ты не волнуйся, милый, я всё сделаю. И охрану найму, чтобы чужие к телу не подошли, и медсестру для процедур, если потребуется. И сама на стрёме буду.
