Лорел Гамильтон - Смеющийся труп
— Неплохо; не хочешь попытать свои силы в гостиной?
Вообще-то не особенно; но вслух я этого не сказала. От женщины осталось значительно больше. Верхняя часть ее тела была почти не повреждена. Кисти рук были закрыты бумажными мешками. Можно будет получить анализ того, что у нее под ногтями. Я надеялась, что это поможет делу. Широко открытые карие глаза смотрели в потолок. Край пижамной курточки прилип к тому месту, где некогда была талия. Я сглотнула и двумя пальцами приподняла намокшую ткань.
Позвоночник блестел в ярком солнечном свете; белый и мокрый, он повис, словно шнур, который выдернули из разъема. Ладно.
— Что-то разорвало ее пополам — так же, как… мужчину в спальне.
— Откуда ты знаешь, что там был мужчина?
— Если у них не было гостей, это должен был быть мужчина. А гостей у них не было, правильно?
Дольф покачал головой:
— Нет, насколько нам известно.
— Значит, мужчина. Потому что у нее целы ребра и обе руки. — Я постаралась скрыть гнев. Дольф не виноват. — Я не отношусь к числу твоих подчиненных. И хочу, чтобы ты перестал задавать мне вопросы, на которые сам знаешь ответы.
Он кивнул:
— Справедливо. Иногда я забываю, что ты — не один из наших парней.
— Спасибо.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да, понимаю — и даже знаю, что ты хотел сделать мне комплимент. Но нельзя ли нам закончить этот разговор снаружи?
— Конечно. — Дольф снял окровавленные перчатки и бросил их в мешок с мусором, стоящий на кухне. Я сделала то же самое.
Жара обволокла меня, как расплавленный пластик, но все же в ней было что-то хорошее, чистое. Я вдохнула полную грудь горячего влажного воздуха. Ах, лето.
— Скажи хотя бы, я был прав — это не человек? — спросил Дольф.
Двое полицейских в форме сдерживали толпу зевак на газоне и на улице перед домом. Дети, родители, дети на велосипедах. Как будто пришли поглазеть на шоу уродцев.
— Да, это был не человек. На стекле в кухне не осталось крови.
— Я заметил. И что это значит?
— Как правило, из мертвых кровь не идет — за исключением вампиров.
— Как правило?
— Из свежеумерших зомби порой может сочиться кровь, но у вампиров она течет почти как у людей.
— Значит, ты считаешь, что это был не вампир?
— Если так, значит, он ел человеческую плоть. А вампиры не способны переваривать твердую пищу.
— А вурдалак?
— Слишком далеко от кладбища, и тогда в доме было бы больше разрушений. Вурдалаки ломают мебель, как дикие звери.
— Зомби?
Я покачала головой:
— Честно говоря, не знаю. Встречаются такие феномены, как плотоядные зомби. Очень редко, но это бывает.
— Ты говорила, что было зарегистрировано три таких случая. И каждый раз зомби дольше оставались похожими на человека и не разлагались.
Я улыбнулась.
— У тебя хорошая память. Правильно. Плотоядные зомби не разлагаются, пока их кормить. Или, во всяком случае, не разлагаются с такой скоростью.
— Они свирепы?
— Не особенно, — сказала я.
— А в принципе зомби свирепы? — спросил Дольф.
— Только если им приказать.
— Как это?
— Ты можешь приказать зомби убить человека — если у тебя достаточно власти над ним.
— Зомби как орудие убийства?
Я кивнула:
— Что-то в этом роде.
— И кто это мог сделать?
— Не уверена, что здесь произошло именно это, — сказала я.
— Я знаю. Но кто в принципе мог бы это сделать?
— Черт, ну, я могла бы — но я не стала бы. И никто из тех, о ком я знаю, что он мог бы, не стал бы.
— Это уж нам решать, — сказал Дольф и достал небольшой блокнотик.
— И ты действительно хочешь, чтобы я назвала тебе имена друзей, чтобы ты мог спросить их, не оживляли ли они часом зомби и не посылали их убить этих людей?
— Прошу тебя.
Я вздохнула.
— Я в это не верю. Ну хорошо — я, Мэнни Родригес, Питер Бурк, и… — Я почти начала произносить третье имя, но замолчала на полуслове.
— Что такое?
— Ничего. Просто я вспомнила, что на этой неделе Бурка хоронят. Он умер, так что, я думаю, его можно исключить из числа подозреваемых.
Дольф пристально посмотрел на меня, и на лице его отразилось подозрение.
— Ты уверена, что это все имена, которые ты можешь назвать?
— Если я вспомню еще о ком-то, я тебе сообщу, — сказала я с самым невинным видом. Вот, смотрите, у меня в рукаве ничего нет.
— Ты уж постарайся, Анита.
— Не сомневайся.
Он улыбнулся и покачал головой:
— Кого ты защищаешь?
— Себя, — ответила я. Дольф непонимающе нахмурился. — Я не хочу, чтобы кое-кто на меня взбеленился.
— Кто?
Я посмотрела в ясное августовское небо.
— Как думаешь, дождя не будет?
— Черт возьми, Анита, ты должна мне помочь.
— Я тебе помогла, — сказала я.
— Имя.
— Не сейчас. Я проверю его, и если у меня появятся подозрения, я непременно ими с тобой поделюсь.
— Надо же, какая щедрость! — Шея у него начала багроветь. Я никогда не видел Дольфа в ярости и испугалась, что вот-вот увижу. — Первой жертвой оказался бродяга. Мы думали, что он напился в стельку и его сцапали вурдалаки. Его нашли у самого кладбища. Дело открыли и тут же закрыли, так? — С каждым словом голос его становился все выше и выше. — Потом мы нашли эту пару подростков, которые целовались в машине. Мертвых, и тоже недалеко от кладбища. Мы вызвали священника и экзекутора. Дело закрыли. — Дольф понизил голос, но казалось, что он с трудом сдерживает крик. Его голос звенел от почти осязаемого гнева. — Теперь это. Та же самая тварь, кем бы, дьявол ее забери, она ни была. Но до ближайшего гребаного кладбища — несколько миль. Это не вурдалак, и, вероятно, если бы я позвал тебя после первого или второго случая, семья Рейнолдсов была бы жива. Но мне казалось, я начинаю понемногу разбираться в этом сверхъестественном дерьме. У меня был некоторый опыт, но теперь его недостаточно. Совсем недостаточно. — Он стиснул блокнот своими огромными пальцами.
— Это самая длинная речь, которую я от тебя слышала, — сказала я.
Он криво улыбнулся:
— Мне нужно имя, Анита.
— Доминга Сальвадор. Она главная жрица вуду на всем Среднем Западе. Но если ты пошлешь за ней полицейских, она не будет с тобой говорить. И никто из вуду не будет.
— Но с тобой будут?
— Да, — сказала я.
— Хорошо — только лучше бы мне уже завтра что-нибудь от тебя услышать.
— Не знаю, удастся ли мне так быстро устроить встречу.
— Или это сделаешь ты, или это сделаю я, — заявил Дольф.
— Ладно-ладно, как-нибудь устрою.
— Спасибо, Анита. По крайней мере теперь я знаю, с чего начать.
