Вера Крыжановская-Рочестер - Два сфинкса
Эриксо ничего не ответила. Сердце ее так сильно билось, точно готово было разорваться. Она чувствовала себя под могучим обаянием этого взгляда. Никогда еще Адуманта не казался ей таким красивым; как сквозь туман видела она протягивающуюся к ней руку индуса. Блеск сапфира ослепил ее, а затем рука Адуманты обняла ее за талию.
Эриксо не сопротивлялась: чувство тоски и страсти, опьянения и ужаса сковало ее. Один только раз, а именно во время свадьбы, когда ей явился Аменхотеп, почувствовала она нечто, схожее с настоящим. Голова ее бессильно опустилась, когда он склонился к ней. Словно огнем обожгло Эриксо. Когда он страстно поцеловал ее в губы, у нее захватило дыхание и она почувствовала, как пылающий ток пробежал по ее жилам.
Минуту спустя индус выпрямился. Счастливая, торжествующая улыбка осветила его гордые черты лица. Сконфуженная и подавленная стыдом, Эриксо опустила голову.
– Вернемся! Я буду указывать вам дорогу, – весело и беззаботно сказал Адуманта, как ни в чем не бывало.
Видя, что она пришпорила лошадь, индус галопом обошел ее.
По возвращении в замок, Эриксо отказалась от ужина и, сославшись на усталость, ушла к себе и легла в постель. Она была очень взволнована и беспокойна. Образ Адуманты преследовал ее. Его восточная, оригинальная красота, могучая сила, которой дышало все его существо, и странный и таинственный ореол, его окружавший, – все очаровывало и покоряло ее. В своих мечтах она до такой степени забыла Ричарда, что почувствовала даже досаду, когда он пришел, и притворилась спящей, чтобы избежать разговоров. В эту минуту она не только не любила мужа, но он даже был ей почти ненавистен.
Когда Эриксо проснулась на следующий день, она была гораздо спокойнее. Под страстным чувством, какое почти внушил ей Адуманта, начало пробиваться враждебное недоверие. Что значит ее равнодушие к мужу, которого, однако, она так искренне любила? К чему, кроме стыда и позора, могла привести тайная связь с этим таинственным человеком, который нравился ей и которого она в то же время боялась? Нет, надо как можно скорей уезжать! Они и так уже слишком долго пользуются его гостеприимством.
Порешив на этом, Эриксо в тот же день сообщила отцу и мужу о своем желании ехать домой. Но граф и Леербах и слышать не хотели. Их отъезд был назначен через неделю, и такое, ничем не мотивированное бегство казалось им смешным и оскорбительным для любезного и предупредительного хозяина дома. Эриксо должна была уступить, – но решила всячески избегать оставаться наедине со своим опасным Амфитрионом.
Прошло несколько дней со времени описанного нами случая. Эриксо твердо держалась раз принятого решения и избегала набоба. Но ею овладели такая нервность и такое болезненное состояние, а по временам такое желание видеть Адуманту и снова испытать его лобзания, что она положительно не знала, что делать. Особенно раздражала ее болезненная двойственность ее чувств, которые беспрестанно менялись, наполняя ее сердце то страстью, то недоверием к индусу. Она даже снова принялась было искать в нем Аменхотепа.
Замок начал пустеть. Англичане и австрийские офицеры уехали. На следующий день граф и его спутники тоже должны были покинуть гостеприимный кров набоба.
После полудня Эриксо была одна у себя, сославшись на мигрень, чтобы не выходить к обеду.
Граф был занят деловыми письмами, профессор страдал подагрой. Индус, как говорили, уехал в Гмунден, а Ричард поехал кататься верхом.
Лежа на диване в своем любимом будуаре, Эриксо мечтала. Взор ее блуждал по цветам, произведениям искусства и всей волшебной обстановке, которой окружила ее любовь набоба. Каждая вещь здесь говорила ей об Адаманте и временами погружала ее в какое–то нервное оцепенение, во время которого она страстно желала видеть индуса, но тут же ее внезапно, еще с большей силой, чем прежде, мучили подозрение и тоска. В минуту такой нравственной пытки у нее вдруг явилось непобедимое желание пробраться теперь, покуда индус был в отсутствии, в его комнату и посмотреть, не найдет ли она чего–нибудь, что подтвердило бы или окончательно рассеяло ее сомнения и недоверие.
Комнаты набоба были расположены на противоположном конце замка. Хотя она никогда не бывала там, тем не менее знала дорогу. Под влиянием своего болезненного любопытства Эриксо почти бегом направилась туда. Одного только боялась она: как бы не встретить кого–нибудь из слуг, но и эта боязнь оказалась напрасной.
Она беспрепятственно прошла несколько больших зал, погруженных в полумрак, благодаря спущенным толстым шторам, и вошла в большую, тоже полутемную, комнату. Судя по большому столу, заваленному пергаментами и заставленными какими–то странными, незнакомыми инструментами, комната эта должна была быть рабочим кабинетом Адуманты.
С любопытством обошла она комнату, как вдруг увидела нечто вроде большого шкафа, стоявшего в глубокой нише. Каббалистические знаки и иероглифы сплошь покрывали его; а большая дверца была немного приотворена.
Эриксо осторожно приоткрыла дверцу и заглянула внутрь, но в ужасе попятилась, хотя то, что она увидела, вовсе не было страшно.
Задней стенки, казалось, у шкафа не было; он походил скорее на открытое окно, из которого видна была далекая панорама. В голубоватой, прозрачной дали расстилалась пустыня, на песке которой высились большая пирамида и Сфинкс. Как в действительности, только в миниатюре, видны были эти два великие таинственные памятника древнего мира. Вдруг она с трепетом заметила, что потайная дверь между лапами сфинкса была открыта, а у входа в пирамиду, в полумраке, двигалась маленькая человеческая фигурка, одетая в белые одежды, с клафтом на голове.
Безумная мысль мелькнула в возбужденном мозгу Эриксо. Рука ее стала торопливо искать в складках шелкового пеньюара священный нож Аменхотепа и вытащила его. Сильный жар, исходивший из рукоятки, указывал, что магическое оружие коснулось каких–то неведомых могучих чар. Но она осталась глуха к этому предупреждению. Вытянув руку, она толкнула острием кинжала маленькую дверь, ведущую вовнутрь пирамиды, и захлопнула ее.
Сноп искр покрыл лезвие магического ножа, и в тот же момент перепуганная Эриксо почувствовала, как земля заколебалась у нее под ногами. Ураган подхватил ее и закружил в пространстве. У ног ее раскинулась пустыня, а Сфинкс и пирамида приняли свои настоящие гигантские размеры. Все двигалось, дрожало, звенело вокруг и мало–помалу потонуло в густом сумраке. Она чувствовала, как ее влекла какая–то сила со страшной быстротой и погрузила словно в море огня. От адской боли во всем теле она потеряла сознание.
Когда она очнулась, то увидела, что лежит в комнате, смежной с рабочим кабинетом Адуманты. Малейшее движение причиняло ей невыносимые страдания. Она попыталась осмотреть себя и увидела, что рука ее, конвульсивно сжимавшая магическое оружие, была покрыта ожогами. С еще большим ужасом она убедилась, что почти обнажена и что только несколько полуистлевших клочьев шелка и батиста висели на ее плечах и у пояса. Теперь лишь вполне поняла она, что неосторожно коснулась ужасных и неизвестных законов – и вторично лишилась чувств.
