Ян Валентин - Звезда Cтриндберга
Стараясь не смотреть Эве в глаза, он вернулся к столику, где все еще стояла горелка, и опустился в кресло.
Старик уже накинул на плечи свою шубу и собрался уходить. Краем глаза Дон заметил, что Эва задержала его и между ними состоялся тихий, но бурный испанский диалог. Дон вслушался, ничего не понял и прекратил свои попытки.
Он откинулся на спинку дивана и вновь вызвал в памяти фотографии из вечерних стокгольмских газет.
Безжизненное лицо Улафа Янсена на носилках, на заднем плане – отверстие заброшенной шахты. Как он мог не заметить этого сходства! Те же линии висков, скул, подбородка… Но тот покончил счеты с жизнью в 1918 году и принадлежал другой эпохе.
Дон открыл глаза. Перешептывание у двери прекратилось, там теперь никого не было. Зато за спиной у него что-то зазвенело, потом послышалось знакомое бульканье.
Шаги.
– Я думаю, тебе не повредит, Дон.
Он принял из рук Эвы Странд большую рюмку водки.
– Выпей, – посоветовала она.
Он отхлебнул немного и снова откинул голову на подушку, наблюдая из-за полуприкрытых ресниц за адвокатом. Теперь он видел в ее лице только те черты, которые роднили ее с покойником из шахты.
– Значит, Улаф Янсен… он был кто? Твой дедушка?
Эва посмотрела на него долгим взглядом. Потом сказала без всякого выражения:
– Нет, Дон. Улаф Янсен – мой единственный брат.
– Что?! Как это…
Старая черно-белая фотография. Женщина среднего возраста с плотно сжатыми коленями. Надпись светилась в памяти, как загадочные слова на вратах Вавилона.
«Литтон Энтерпрайзис» – Дирекция – Буэнос-Айрес, 1936
– Последний раз я видела Улафа, когда мне было одиннадцать лет, – сказал Эва.
– Ты его видела! – в отчаянии воскликнул Дон. – Но он же покончил жизнь самоубийством сто лет назад!
Эва кивнула. В углах рта у нее появились горькие складки. Дон почувствовал, как к горлу подступает дурнота. Он закрыл глаза.
Пришел Литтон и уселся в кресло. Посидел две минуты и знаком попросил Эву подойти.
– Su amigo puede tener quince minutos. Твоему другу на сон дается пятнадцать минут, не больше. Потом придется его разбудить. Операция начинается. Мы и так опаздываем, ты это знаешь лучше меня.
– Операция… – простонал Дон, не открывая глаз.
– Догадываюсь, что вы немало удивлены, сеньор Тительман?
Старик достал из серебряного портсигара еще одну сигариллу и постучал кончиком по столу.
– Я обещал моей дочери дать вам пятнадцать минут передышки в качестве благодарности за ваши услуги. Но лучше браться за дело немедленно.
– Вашей дочери? – Дон окончательно растерялся. – Эве? Услуги?..
Агусто Литтон раскурил сигариллу и еле заметно кивнул. Дон посмотрел на него, потом на Эву, и ему показалось, что он идет на дно.
– Ну что, сеньор Тительман? – спросил Литтон, выпустив колечко дыма.
Наступило молчание. Эва села рядом с ним, взяла под руку и ласково помогла принять сидячее положение. Литтон начал нетерпеливо барабанить пальцами по ручке кресла.
– Эва, что за смысл…
Ее взгляд заставил старика умолкнуть. Она заставила Дона отпить еще немного водки.
– Так вы… – Дон тщеславно решил, что он сможет закончить вопрос, но ничего из этого не вышло.
Он еще немного подумал, ища формулировку.
– Так вы и есть Янсен? Тот самый норвежец, который похитил у Стриндберга крест и звезду? Убийца Андре?
Литтон неприязненно уставился на него.
– Отец? – Голос Эвы.
Лицо Литтона погрустнело.
– Да, да… – вздохнул он наконец. – Это правда, сеньор Тительман. Когда-то меня звали Янсен. Но эта фамилия стала со временем… как бы это сказать… эта фамилия стала балластом. Я был вынужден полностью порвать с прошлым, иначе не смог бы открыть дело.
– И почему же вы выбрали фамилию Литтон?
Старик поднял голову и закатил глаза:
– Сеньор Тительман, советую вам подумать о времени. Мы каждую минуту удаляемся от указанной лучом Стриндберга точки.
Дон поставил рюмку на стол и больше не сводил с нее глаз. Он чувствовал настоятельную необходимость найти хоть какую-то неподвижную точку в рушащемся мире.
– Значит, вы приходитесь Улафу… то есть вы утверждаете, что покойник, найденный в шахте, – ваш сын? Тот, что умер в 1918 году?
– Да… но что касается моего сына, мне не хотелось бы… это ведь не имеет прямого отношения…
Старик посмотрел на Эву. Та была неумолима. Она строго уставилась на отца – рассказывай все, как было.
– Улаф… да, Улаф… я и в самом деле любил мальчика… но…
Голос Литтона неожиданно сорвался. Казалось, он сам удивился своей слабости.
– Ты обещал, – жестко сказала Эва.
Старик затянулся несколько раз подряд, и его окутало облако желто-серого дыма. Он помолчал, видно было, что он пытается справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
– Мой Улаф, – прошептал он наконец. – Он родился в конце семидесятых. Уже подростком он научился метать гарпун лучше, чем я или мой отец. Три поколения китобоев… вы-то хоть можете представить, что значит работать на море вместе со своим сыном?
Он закрыл ввалившиеся глаза. Голос его окреп.
– У нас были баркасы на Луфутене и на Свальбарде. Маленькая фирма, еле-еле сводившая концы с концами. Когда в девяносто пятом умер отец, денег почти не осталось. Мальчику тогда было всего семнадцать…
– В девяносто пятом? – прервал его Дон. – Вы имеете в виду – тысяча восемьсот девяносто пятом?
– Ну конечно, – раздраженный тем, что его перебили, бросил Литтон. – В тысяча восемьсот девяносто пятом. В каком же еще!
– Все это сказки, – неожиданно заключил Дон и сделал попытку встать. – Мафусаилов не бывает.
– Сеньор Тительман?
– Вы пытаетесь убедить меня, что вам сто пятьдесят с лишним лет. Не понимаю, зачем…
– Дослушай, Дон… – Опять голос Эвы.
– А тебе, Эва, тоже под сотню? Я, конечно, прошу прощения, но… – Он встал, сильно покачнулся и чуть не упал.
Эва успела ухватить его за рукав.
– …но поверить этому трудно… и невозможно! – закончил он фразу. – Вот именно – невозможно.
– Отцовские химики в двадцатые годы разработали метод резкого замедления старения… – тихо, почти неслышно сказала Эва. – Но потом оказалось, что за все надо платить. Особенно женщинам. В нуклеотидах моей ДНК есть связи, которые…
– Что до меня, пусть все будет как есть, – прервал ее Литтон. – Зачем ковырять старые болячки? Что в этом за смысл?
Дон пошел к бару и наполнил рюмку. Отпил немного и понял, что удержаться от этого вопроса он не в силах.
– В таком случае, Литтон, или Янсен, или не знаю уж как вас называть, мне бы очень хотелось узнать, что случилось с Нильсом Стриндбергом, Кнутом Френкелем и инженером Андре.
