Иван Сербин - Собачий Рай
Она вдруг медленно, лунатичной походкой двинулась к двери.
— Стоять!
— Мне нужно домой!
— Стоять, я сказал!!!
Она шла к двери с упорством бронепоезда.
— Стоя-ать!!! — заревел физкультурник.
Он рванул дородной наперерез. Лицо его стало черным, как у висельника. Налившиеся кровью глаза были неразличимы на его фоне. В сгущающихся сумерках казалось, что вместо лица у физкультурника страшная, перекошенная маска уродливого и злого экзотического божка.
Он перехватил дородную уже у самых дверей, схватил за плечо, оттолкнул, вложив в этот толчок всю силу, всю ярость, которая скопилась у него в груди. Женщина упала на пол, завизжала страшно, распахнув рот так широко, что казалось, в него войдет весь мир. Она билась в истерике, прижимая к бокам пухлые локти, сжав кулаки и прижимая их к необъятной груди. Сквозь визг на всхлипах прорывалось: «Домой! Домой! Домой!» Физкультурник в один прыжок покрыл разделявшее их расстояние и пнул ногой в бок. Наверное, уже от страха и растерянности, а не от ярости.
— Заткнись! — заорал он.
Дородная продолжала кататься и визжать. Создалось впечатление, что она вовсе не почувствовала удара. И тогда физкультурник ударил ее еще раз, а потом еще. Гордеев тяжело поднялся, схватил громилу, попытался оттащить, но тот стряхнул его одним движением плеч.
Гордеев вновь оказался на полу. В плече что-то хрустнуло сухо, словно переломилась ветка мертвого дерева. Острая боль пронзила грудь.
Физкультурник же продолжал наносить удары и тогда, когда дородная перестала визжать. Она уже не каталась и не закрывалась руками, а только глухо стонала при каждом ударе. И вдруг забилась, захрипела страшно, из рта и широкого утиного носа хлынула черная кровь, смешанная с хлопьями странной светлой пены.
Физкультурник испугался. Он прекратил экзекуцию и отступил на шаг, тяжело дыша. По лицу его катились крупные капли, рубашка на спине стала темной от пота. Физкультурник смотрел на бьющуюся у его ног гору плоти и, похоже, совершенно не понимал, что происходит.
Судороги перешли в мелкую дрожь. Дыхание дородной стало резким, с чахоточным присвистом. В воздухе вдруг запахло мочой. Платье на дородной стало быстро темнеть. По кафельному полу потек прозрачный ручеек, собираясь в щелях между плитками.
— Чего это с ней? — спросил физкультурник, с трудом унимая частое дыхание. — Чего она, обоссалась, что ли? — Отступил на шаг. — Чего? — выкрикнул он панически.
«Роговая оправа» и брыластая в ужасе смотрели то на него, то на все еще трясущееся тело дородной.
— Вы убили ее, — прошептала «роговая оправа». Даже в такой момент она не изменила мало уместному сейчас «вы». — Вы убили Ольгу Палну.
— Я не… — физкультурник стремительно бледнел. Словно бы кто-то невидимый натирал его лицо мелом. Он посмотрел на дородную. По необъятному телу пробежала последняя волна судорог, и женщина затихла. Только подрагивала почему-то левая нога. — Это не я, — прошептал физкультурник. — Это… Это… Она сама!
— Альбиночка, уведите детей, — сказала «роговая оправа» брыластой.
Та, не отрывая взгляда от неподвижного тела дородной, выдавила:
— Дети… идемте со мной.
Схватила кого-то за руку, двинулась к свободной лестнице. Дети потянулись за ней. Ощущение глобального, всеобъемлющего ужаса висело над фойе, словно невидимое покрывало. В воздухе стоял отчетливый запах смерти: сладковатый — крови, резкий, аммиачный — мочи и металлически-кислый — страха.
Словно бы ища поддержки, физкультурник повернулся к Гордееву. А тот, прижимая к груди сломанную руку, смотрел на него, улыбаясь жуткой мертвой улыбкой.
— Твоя жизнь закончилась, — негромко сказал он. — Отныне и навсегда ты — убийца. Слышишь? Убийца!
Физкультурник попятился от него, запнулся о распростертое тело дородной, упал, попытался подняться, но поскользнулся в луже, пополз, выставив перед собой руку, словно бы Гордеев мог наброситься на него и задушить.
— Это ты! — крикнул он. — Это все из-за тебя! Ты во всем виноват! Ты обещал и не вывел! А я… Она никогда бы…
Он полз, пока не ткнулся квадратным затылком в банкетку.
В этот момент с улицы донесся нарастающий тяжелый гул. Гордеев ткнул пальцем в сторону окна.
— Готовься, — сказал он физкультурнику. — Это за тобой.
Тот засучил ногами по полу, стараясь уползти еще дальше, в темноту.
— Если ты… — забормотал он. — Если хоть слово скажешь им. Я тебя… Тебе… Я тебе шею сверну! И ты, — он повернулся к «роговой оправе». — Ты тоже. Слышишь? Из-под земли достану! Если… хоть слово вякнете кому!.. Давайте договоримся. Я уйду, и все. И вы меня больше не увидите, — панической скороговоркой выпаливал он. — А? Ладно? И все. И как будто ничего не было. Иначе, смотрите… Если выдадите, я вас обоих. И щенков этих. Мне терять нечего будет тада…
Рокот все нарастал, приближался, пока не заполнил собой весь мир, заглушив даже вой сирены. Гордеев подошел к окну. Это был армейский БТР. Сверху, на броне, сидели двое — офицер и солдат. Офицер был одет в полевую форму, толстую куртку и фуражку. На солдате красовались каска и бронежилет.
Посреди двора на асфальте высветились желтые прямоугольники, и в них отплясывали две тени — очкарика и Людочки. Они махали руками, призывая на помощь.
При появлении бронемашины собаки вскочили, залаяли остервенело. Лай их был мгновенно подхвачен десятками псов. Он несся со всех сторон. Солдатик закрутился, озираясь. Страшновато ему было, видать. Гордеев его понимал. Офицер наклонился к самой башне, прокричал что-то.
БТР остановился посреди дороги, развернулся всем корпусом. Пулеметная башня порскнула из стороны в сторону, опуская ствол. Собаки тотчас откатились к деревьям, растворившись в густеющих сумерках.
Гордеев озадаченно хмыкнул. Они знали, какую опасность представляет пулемет? Причем не просто пулемет, а пулемет, установленный в башне бронемашины? Откуда?
Офицер вскинул автомат, пустил короткую очередь по кустам, просто чтобы отпугнуть свору. БТР рванул вперед, набирая скорость. Навис над забором, сминая его скошенным передком. Опорный столб и два звена с натужным стоном подломились, согнулись дугой. БТР взобрался на них, словно могучий зверь, расплющив мощными колесами. Вполз во двор, развернулся у крыльца. Офицер и солдат спрыгнули с брони, взбежали по ступеням.
Гордеев заторопился открыть дверь. Для них все уже закончилось. Через пару минут они будут в безопасности.
— Только вякни! — крикнул ему в спину физкультурник. — Я тут всех положу!
Гордеев скинул запорную щеколду, приоткрыл створку, впуская офицера и солдата в фойе.
