Джонатан Страуд - Призрачный двойник
Теперь Локвуд повернулся ко мне. Ветер взвыл с новой силой. Щепки, комья земли, оборванные с дерева листья, клочки ткани — все закрутилось вихрем.
— Давай, Люси! — крикнул Локвуд. Глаза его сверкали, он тянул навстречу мне свою руку…
Пол взорвался. Половицы взлетели вверх, словно по ним снизу ударил невидимый чудовищный кулак. Я потеряла равновесие, отшатнулась назад, пол разошелся под моими ногами, меня подхватил ветер, потащил вверх, и в сторону… К счастью, утащил он меня не далеко. Я отпрянула еще дальше назад, зацепилась рюкзаком за вздыбившуюся половицу, и повисла на ней, словно флаг на бешено раскачивающейся мачте.
Локвуд вскрикнул, потянулся ко мне. Передо мной мелькнуло его бледное лицо. Он нашел своей рукой мою руку.
А в следующий миг его оторвало от меня ветром и куда-то унесло. Я хотела вскрикнуть, но крик застрял у меня в горле. За моей спиной что-то треснуло — это оторвались ремни рюкзака. Ветер подхватил меня и закружил, словно тряпичную куклу. Я ударилась обо что-то твердое, у меня из глаз посыпались искры. Голоса окликали меня по имени, утягивали меня от всего, что я так любила, уносили от самой жизни. Затем меня окружила тьма, я перестала чувствовать свое тело и потеряла сознание.
Часть VI
Лицо во тьме
23
Знаете, это очень плохо, когда ты не можешь точно сказать, открыты у тебя глаза или нет. Когда вокруг тебя такая непроглядная тьма, что не понимаешь, жив ты еще или уже умер. И когда не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, и, кажется, просто паришь в воздухе, словно бесплотный призрак. Да, это тоже очень плохо.
И абсолютная тишина. Она настроения тоже не поднимает.
Вот так я лежала, неизвестно где, и какое-то время ничего не происходило. В голове я снова и снова проигрывала то, что происходило со мной перед этим — снова бежала сквозь завывающий ветер, сквозь летящие отовсюду осколки стекла и обломки дерева, сквозь крутящиеся в воздухе пальто и куртки…
А потом словно кто-то щелкнул выключателем, и ко мне вернулось обоняние. Я почувствовала запах грязи и ила, и резкий кисловатый привкус крови. Запахи вернулись так внезапно, будто кто-то обрушил их разом на мой бедный нос. Я чихнула, и этот чих отозвался резкой болью во всем моем теле. Эта боль помогла мне сориентироваться в полной темноте, и теперь я знала, что лежу, неловко согнувшись, на жесткой земле. Лежу на боку, подмяв под себя одну руку, а другая рука у меня вытянута вперед, как у дискобола на древнегреческой вазе. Мне показалось, что голова у меня лежит ниже, чем все остальное тело, а под щекой у меня мягкая холодная грязь. Когда я дышала, шевелились упавшие мне на лицо волосы.
Я попробовала пошевелить руками и ногами, и они, к моему удивлению, послушались меня. Было больно, конечно, но не так сильно, как я предполагала. Да, я была одним большим синяком и царапиной, но при этом, вроде бы, умудрилась ничего не сломать. Я начала перекатываться и отползать в сторону, морщась от столкновения с какими-то жесткими, невидимыми в темноте, предметами, и, наконец, мне удалось уложить себя в горизонтальном положении. Затем я подогнула ноги, заставила себя поднять верхнюю часть тела, и села в темноте.
Осторожно приложила пальцы ко лбу — прилипшая к нему прядь волос была липкой, от крови, наверное. Судя по всему, я крепко приложилась головой, когда падала. Сколько времени я пролежала без сознания, сказать было сложно.
Затем я начала шарить рядом с собой. Рапира: пропала. Рюкзак: исчез. Череп с его ненужными советами и раздражающими шуточками: отсутствует. Глупо, конечно, но я вдруг почувствовала, что мне очень не хватает его. В моей голове, там, где всегда звучал его голос, теперь зияла пустота.
Мне хотелось снова свернуться калачиком и уснуть. Я чувствовала апатию, меня подташнивало, я потеряла координацию движений, но навыки агента взяли верх над моей слабостью. Я медленно, осторожно положила руки на свой рабочий пояс.
Пояс был на месте, и его кармашки были полны. Следовательно, я не так уж беззащитна. Я заставила себя скрестить ноги в лодыжках. Пошарила пальцами, пока не нашла пристегнутый рядом с петлей для рапиры маленький мешочек из водонепроницаемой ткани. В нем у меня хранились спички. «Всегда имей при себе спички». Это одно из основных правил агента. Седьмое в моем списке правил, по-моему. Не такое важное, как «правило печенья», но точно входит в первую десятку.
Итак, правило седьмое, пункт 2: твой спичечный коробок всегда должен быть полон. Честно говоря, раньше я к этому пункту зачастую относилась спустя рукава, но Холли с ее дотошностью четко следила за тем, чтобы у каждого из нас был при себе полный коробок спичек. Я представила себе, каково мне было бы, останься в коробке всего пара спичек, и почувствовала благодарность к Холли. Благодарность, которая тут же сменилась острым чувством вины.
Холли…
Я вспомнила, как мы ругались с ней, и что я наговорила ей тогда, в мебельном отделе. И как мой гнев и моя глупость разбудили Полтергейст. От этих воспоминаний мне стало еще хуже. Потом я вспомнила о том, как Холли перепрыгнула открывшуюся в полу вестибюля яму, и как после этого Локвуд потянулся ко мне…
Полтергейст поднял его вверх и унес прочь.
Как-то там Локвуд? Жив ли он?
Мне вдруг стало ужасно жаль себя, но я немедленно заставила себя подавить это чувство — мне очень не понравилось долетевшее откуда-то слабое эхо. А еще больше не понравилось то, как зашевелились от этого звука волоски у меня на руках. Все, больше никаких эмоций! Чем бы все это ни закончилось, после долетевшего до меня звука я точно знала, что нахожусь здесь не одна.
За мной наблюдали призрачные сущности. Те самые, присутствие которых я ощущала в универмаге братьев Эйкмер, только теперь они были ближе. И сильнее. А еще, где-то совсем близко, находилось нечто, издававшее тихое, но тошнотворное и мерзкое жужжание. То самое, которое напомнило мне и черепу ужасное костяное зеркало, которое мы выкопали летом на кладбище Кенсал Грин…
Я протерла глаза. Нет, я ничего сейчас не могла утверждать наверняка. У меня кружилась голова.
Я зажгла первую спичку. Крошечный огонек осветил контуры моей испачканной в грязи ладони. Я выудила из мешочка со спичками две маленькие свечки, два толстеньких коротких огарка. Одну свечку я осторожно поставила на землю, зажгла второй огарок, и подержала его наклонно, пока фитилек не разгорелся и не начал освещать то, что меня окружало. Теперь я могла видеть.
Итак, я сидела на темной, утрамбованной земле, усыпанной камешками. Сбоку и сзади, там, где я перед этим лежала, поднимался небольшой земляной холмик, тоже усеянный камешками и обломками древесины. Здесь же валялись матерчатые, сорванные с искусственного дерева, листочки, похожие на капельки крови. И набивка из распоротых подушек с лавандой, и разодранная в клочья одежда — рубашки, брюки, даже перекрученные женские трусики. Все это, надо понимать, засосало в открывшуюся в полу дыру вместе со мной.
