Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову
* * *
Пал Михалыч и Обуваев стояли у двери морга, по–прежнему закрытой на щепку. Пока начальник милиции ехал к ним, главврач развил бурную деятельность – объявил, что поликлиника закрыта в связи с выключением электричества. Ругая электриков из РЭС, больные расползлись по домам, а на прибежавшего с вопросами завполиклиникой Дворецкий так зыркнул, что тот сразу же исчез.
– И что у вас тут? – спросил Фирсов, прибыв на место.
– Покойники ожили, – сказал Обуваев.
Полковник принюхался – нет, ничем особенным от патологоанатома и от главврача не пахло.
– Чушь несете.
– Сам посмотри, Сергеич, – прогудел Дворецкий. В это время внутри морга что–то бухнуло, потом дверь принялись дергать.
– Кто это?!
– Я же говорю: мертвецы. Там двое их… вернее, трое: этот, что на «КамАЗе» навернулся, потом кочегар из бани, что удавился… ну, Прохоров… и ребенок еще, но он не в счет, наверно, – доложил Обуваев.
Полковник пожал плечами и решительно взялся за дверную ручку, но главврач остановил его:
– Стой, Михалыч. Ты пистолет достань.
– Да откуда у меня с собой пистолет? – раздраженно сказал Фирсов. – Я что его, с собой таскаю? Мы ж не в Америке живем. На хрена мне пистолет?
– А если он кинется?
– Я, знаешь, в Афгане был. Кинется – врежу по зубам, – сказал полковник и, щелчком выбив из петли щепку, распахнул дверь.
Из проема на него выдвинулся синий, обрюзгший кочегар, выставив перед собой руки с кожей, свисающей вонючими лохмотьями.
– Стоять! – металлическим голосом выкрикнул Фирсов. – Пятнадцать суток захотел?!
Покойник подался вперед, обнял храброго полковника жуткими своими конечностями и, разинув пасть, принялся мусолить его шею чуть выше расстегнутого воротника форменной рубашки. Брызнула яркая кровь.
– Бегим, Пал Михалыч! – не своим голосом закричал патологоанатом и кинулся к ближайшему укрытию – флюорографической автомашине, из открытой дверцы которой с разинутым ртом взирал на происходящее водитель Сеня.
В кабину они втиснулись с трудом – главврач был, как ни крути, крупноват, а чехи рассчитывали объем кабины «Праги» на двоих.
– Заводи, – велел Дворецкий Сене, который остановившимися глазами смотрел на мертвецов, раздирающих начальника милиции. Кочегар–удавленник тянул из живота сизые петли кишок, запихивая в рот, а шофер «Камаза» выковырнул глазное яблоко и высасывал, словно крупную виноградину. Рыжая шапка из собаки по–прежнему была у него на голове.
– Заводи! – заорал Дворецкий. Очнувшись, Сеня завел двигатель и погнал «Прагу» прочь со двора. Стоявшему столбом завполиклиникой Дворецкий крикнул в окошко:
– Эвакуируй всех! Слышишь? Всех!!!
Зацепив крылом ворота, он вырулил на улицу. Со стороны кладбища по ней бежали голосящие люди, между которыми затесался чей–то пятнистый подсвинок. Из–под ног в разные стороны бросались гулявшие по улице куры.
Отчаянно сигналя, машина пробилась сквозь толпу и свернула налево, к центральной улице.
– В райком или в милицию? – спросил Сеня слабым голосом.
– Давай сначала в райком. Тем более милиция – вон она, – главврач кивнул на промчавшийся мимо желтый мотоцикл с коляской, который ехал по направлению к кладбищу. – Видать, не один я звонил.
– Зря Фирсов пистолет не взял, – вздохнул Обуваев и обнаружил, что до сих пор так и не снял с рук резиновые перчатки.
* * *
Стекло зазвенело, и в пустую раму просунулась страшная голова, осыпав прелыми волосами подоконник и уронив на пол горшок с лечебным растением алоэ. Мария Лукьяновна перестала креститься и, широко размахнувшись, запустила в голову полупустой банкой. Брага потекла по бледно–зеленым обоям. Голова скрылась, но на ее место тут же влезло аж несколько рук – которые зеленые, со слезшими ногтями, а которые и совсем кости, покрытые остатками гниющей плоти и жирными белыми червями. Надо понимать, что мертвецы поняли, что Мария Лукьяновна прячется в доме, и теперь пытались туда поскорее попасть. Снаружи раздавалось урчание и бормотанье, кто–то громко, на одной ноте, выл.
Разлетелось стекло во втором окне.
– Ах вы, сволочи! – закричала Мария Лукьяновна, в сердцах потрясая кулаками. – Я вам дорожки подметала! Я говно птичье с вас вытирала! Что ж вам надо от меня, прости господи?!
Мертвецы на мгновение притихли, словно прислушивались, потом залопотали с новой силой. Разбилось третье окно, с другой стороны дома.
– Да что ж делается?! Брежнев, что ли, помер, не дай господь?! Или война?! – Мария Лукьяновна опомнилась, вскочила с кровати и включила телевизор. Черно–белый «Рекорд» загудел, прогреваясь, потом выдал изображение – на сцене плясали балерины в паскудных коротких юбках, высоко задирая ноги. Наверное, войны все же не было, хотя насчет Брежнева оставались вопросы. Махнув рукой, Мария Лукьяновна нагнулась, откинула половик и открыла люк погреба. Затем подхватила с пола кочергу, спустилась вниз и захлопнула за собой тяжелую крышку.
– Буду тут сидеть, пока не сдохну, – сказала она сама себе, закрывая люк на шпингалеты. – Картоха есть, варенье есть, канпот есть, капуста квашеная тоже… И бражки целая фляга.
С этими словами смотрительница кладбища звонко шлепнула ладонью по боку сорокалитрового алюминиевого бидона, украденного с молочной фермы.
В пустой комнате звучала музыка Чайковского – балет «Лебединое озеро» в хореографии Мариуса Петипа, но ожившим мертвецам на это было совершенно наплевать.
Да они и плевать–то не могли.
* * *
Первый секретарь райкома КПСС Зыбин был уже в курсе. Когда Дворецкий и Обуваев мимо оторопевшей секретарши вошли в кабинет, в нем сидели сам Зыбин, председатель райисполкома Макаренко и замначальника милиции майор Попа. Попа был молдаванином, которые порой назывались еще более богомерзко, но среди жителей среднерусской полосы обладатель такой фамилии никаким авторитетом, ясное дело, пользоваться никак не мог. В устных речах и докладах Попу аккуратно именовали с ударением на последнюю букву – на французский манер, но в народе ударение ставили как привыкли сызмальства, а в основном так и вообще звали несчастного майора на букву «Ж».
Все трое внимательно смотрели в телевизор – цветной «Садко», где на сцене плясали балерины в паскудных коротких юбках, высоко задирая ноги.
– Ничего не понимаю, что происходит, – грустно сказал Зыбин, не обращая внимания на вошедших. – В обком звоню – говорят, сами перезвонят, потом трубку перестали брать… В облисполкоме та же хреновина… Куда Фирсов делся?
– У него обед, Илья Ильич, – вставил Попа.
