Николай Норд - Избранник Ада
«Ариец» пригласил меня раздеться, и мы сняли верхнюю одежду, повесив ее на черную вешалку-стойку. Тот усмехнулся, оглядев с ног до головы мой праздничный прикид, и подставил мне стул у стола. Мы сели.
Тут я обратил внимание на траурную фотографию в металлической анодированной рамке. Человека на снимке я узнал – это была точно такая же фотография человека, внешне похожего на цыгана, какую я видел на памятнике с могилки на кладбище в Буграх, когда ходил за козлиной мочой. Что ж, такая здесь служба, люди здесь погибают чаще, чем в швейной мастерской…
«Ариец» обернулся к сейфу, открыл ключом верхнюю дверцу и достал оттуда едва початую бутылку «Мартеля», блюдечко, с порезанным на дольки лимоном, и пару хрустальных рюмок. Из кармана серого, в крапинку, пиджака достал нераспечатанную пачку сигарет «Camel», золоченую зажигалку с выгравированным на ней орлом и какой-то надписью латинскими буковками, слишком меленькими, чтобы можно было ее прочесть, не взяв в руки.
Я украдкой посмотрел на забугорный коньяк, правда, марка этого коньяка была у меня на слуху, но вживую отведать его предстояло впервые. Неплохо их тут в КГБ обеспечивают!
– Контрабандный конфискат, – небрежно обронил собеседник, от которого не ускользнул мой заинтересованный взгляд. – А меня, Юрием Эдуардовичем зовут, – представился он, разливая коньяк по рюмкам. – И хоть я и следователь, но тебе беспокоиться не о чем, это не допрос, Коля – так себе, дружеская обоюдополезная беседа. Ну, а поскольку на носу праздник, то чтобы прибавить настроения, давай по рюмочке, что ли? Ну, с наступающим! – он поднял рюмку и чокнулся со мной.
Завлекает или какой-нибудь психотропной гадости хочет дать? А, была ни была, хренового я ничего не совершил, государство не продал за зелень, чего мне бояться?
Я выпил ароматную, приятно согревающую жидкость и с удовольствием засосал ее долькой лимона. Настроения прибавилось, и я был готов начать нашу беседу.
– Как дела, как учеба? – начал следак разговор издалека.
– Да все путем, вот, сессия на носу, готовиться к экзаменам надо.
– Это что – намек? Но сегодня ты же не будешь готовиться. Насколько мне известно, на эту ночь у тебя были другие планы.
– Были, да сплыли.
– А что так?
– Да не срослось.
– Ну, это ерунда, мы можем помочь твоему горю. На то мы и органы, – с каким-то нажимом проговорил Юрий Эдуардович. – Иногда там, где дает осечку Сатана, КГБ очень даже может оказаться состоятельным.
Я посмотрел на собеседника, лицо которого раскалывала кособокая усмешка, настороженно, не понимая, к чему он клонит.
– А какие у тебя, Коля, отношения с Нечистой Силой? – вдруг спросил он меня и закурил сигаретку, придвигая мне пачку вместе с пепельницей индийской чеканки.
Я чуть не подпрыгнул от изумления.
– Что вы имеете в виду? Ленинское учение материализма не предполагает…
– Да ладно тебе – уче-ение! Это учение для недоучек, всякой серости и подворотни, а мы-то с тобой знаем про кота в мешке, – он мне хитро подмигнул. – Ладно, давай колись. Хочешь послушать?
– Что послушать-то? – я взял предложенную сигаретку и закурил иностранный табачок, теряясь в догадках.
– Да, музычку одну…
Юрий Эдуардович дотянулся до магнитофона и включил его. Катушки завертелись, и я услышал собственный голос, читающий «Заклинание вызова Дьявола». Затем следак прокрутил пленку вперед, и я услышал какие-то шумы, выкрики, хохот, музыку и все то, что сопутствовало моему ритуалу, который я проводил 13 октября.
– Вы все знаете! – вскочив, воскликнул я хрипло.
– Успокойся, Коля, садись назад, садись. На вот, лучше выпей рюмашку и успокойся. – Юрий Эдуардович наполнил мою рюмку до краев снова.
Я выпил залпом, пытаясь привести себя к хладнокровию. Такая филигранная осведомленность! Нет, я явно недооценивал наши спецслужбы. Жаль только, что святое дело попало в немытые руки.
– Как вам это удалось? – спросил я, потянув время и обдумывая: стоит ли мне еще играть со следаком в кошки-мышки или начать все говорить начистоту.
– Да сущие пустяки. Поставили пару жучков: в подоконник и розетку, откуда говорит майор Пронин, – искренне радуясь своему солдатскому остроумию, расхохотался следак, показывая зубы, местами запечатанные в золотые коронки. – А, вообще, Коля, нам не только дворники и парторги стучат, но и барабашки, – еще больше развеселился особист, дохохотавшись до нутряной икоты.
Я окончательно понял, что лучше больше не темнить – не было особого смысла, да и дружеская беседа под коньячок закончится быстрее, и тогда мне не придется встречать Новый Год на пару со следователем вдали от родных пенат.
– Да я просто пытался заключить Договор с Дьяволом, чтобы выиграть машину, вот и все, – сказал я.
– И что – заключил?
– Вроде, да.
– А почему же тогда, вместо машины, ты выиграл всего лишь велосипед?
Я на минуту задумался, хотя уже и не раз размышлял над этим вопросом, не находя ответа. И я снова скорострельно проанализировал события той удивительной ритуальной ночи. Потом, вдруг, вспомнил, что листок, на котором я писал Договор, был из той самой тетради, которую я уронил, будучи у Василия, и что его козел – Черт – топтался по этой, раскрывшейся при падении, тетради на чистых ее листах. Так не мог ли, вместо отпечатка Люцифера, там остаться след от копыта козла? Ведь Договор я писал впотьмах, а подписывал только при одной-единственной зажженной на столе свечке, света которой было явно недостаточно, чтобы разобрать – был ли на Договоре уже отпечаток Чертика или нет. Ведь и при дневном освещении этот след был едва различим.
Этими своими сомнениями я и поделился с Юрием Эдуардовичем.
– Но ведь Люцифуг Рофокаль лично сказал тебе на прощанье, что он подписал бумагу, – возразил мне он.
– Тогда – не знаю…
– А зачем, Коля, тебе была нужна машина?
– Ну, зачем-зачем? – хотел разбогатеть, чтобы жениться, чтобы не с пустыми руками.
– На ней?
Следак бросил на стол стопку фотографий. Там, на одних из них, был запечатлен я с Софьиным пистолетом ТК в руке, рассматривающий ее драгоценности, шмотье в шифоньере, вынимающий шкатулку из корпуса ходиков. Не зря я тогда нутром чувствовал, что за мной следят, только ошибочно приписывал это Софье, вместо КГБ. Вспомнил и Юрия Эдуардовича, в женской одежде и черном парике, законспирированного под уборщицу. На других снимках, не слишком отчетливых, явно сделанных в темноте, наверное, с помощью специальной фототехники, но с узнаваемыми лицами, были запечатлены я и Софья в откровенных постельных сценах.
Я бросил эти снимки на стол и ударил по нему так, что снимки, сердито фыркнув, разлетелись по кабинету.
