Марьяна Романова - Мертвые из Верхнего Лога
Обмерший, растерявшийся Хунсаг просто смотрел на то, как мертвец, цепляясь за его ноги, пытается встать.
«Бобогото меня подставил! — мелькнула мысль. — Не собирался он ничему меня учить! Подставил меня, хитрая тварь…»
* * *Удивленно и недоверчиво Марк рассматривал фотографию Жанны Колос, главного редактора газеты «Слухи и сплетни», которую нашел на интернет-сайте.
Ангелина, как только они вернулись от Ефросиньи, настояла, чтобы он сразу зашел с мобильного телефона на сайт, списал номера редакции и позвонил корреспонденту, Савелию Миронову, чью визитку им вручила старуха.
И вдруг такое.
Жанна.
Через столько долбаных лет.
В расплывшемся, как клякса, и пористом, как свежий хлеб, лице почти невозможно было узнать ту, которую — веселую, всегда чуть пьяную, наглую — он когда-то прижимал к себе, чтобы поцеловать рыжий завиток возле маленького розового уха.
Правда, Жанна и тогда была «в теле» — крепко сбитая, сочная, поспевшая, тугая и аппетитная. Да еще и в крови ее бурлила независимость чистейшей высочайшей пробы: плевать она хотела на так называемые идеалы красоты и стандарты, придуманные маркетологами, продающими антицеллюлитный крем. У Жанны был аппетит молодой здоровой женщины. Гурманом она не являлась и ничуть не стеснялась своих плебейских вкусов. Завтракала омлетом из четырех яиц и блинчиками с джемом, на ланч забегала в закусочную быстрого питания, где покупала несколько гамбургеров и ванильный молочный коктейль, потом в ход шли конфеты и жевательный мармелад, который она отправляла в рот в огромных количествах. Завершал ее день сытный ужин с непременным десертом — особенно обожала прессованные взбитые сливки, упакованные в непрозрачные разноцветные бутыли. Жанна покупала их ящиками.
Притом она вовсе не была банальной обжорой, приросшей задом к уютному плюшевому дивану. Нет, ее раблезианский аппетит распространялся и на прочие области жизни. Жанна пила жизнь ведрами, и новые впечатления не выматывали ее, а напротив — давали резервную энергию. Она искренне, всей душой любила мир, в котором ей суждено было родиться, во всех его проявлениях — светлых и темных. Марку никогда больше не встречались подобные люди, в сердце которых словно всегда было распахнуто окно, предназначенное для всех подряд. Жанна любила людей, искренне интересовалась ими — и теми, кто был допущен в ее ближний круг, и просто случайными попутчиками. Будучи отчасти снобом, Марк находил большинство людей скучными, Жанна же считала, что все зависит от угла зрения. Надо только подобрать правильный ракурс, и любой человек засияет, как райский павлин.
А еще Жанна была единственной из знакомых ему женщин, кого украшала вульгарность. Он помнил их первую встречу: познакомились они на вечеринке в каком-то кабаке. Вокруг — почему-то сплошь сдержанно одетые девушки в сером, на фоне которых Жанна в красном кожаном платье и кружевных сапогах выглядела дивой. Помнил Марк и свое первое впечатление: как не мог отвести глаз от этой нахалки и все думал, проститутка она или просто любительница провокаций. В конце концов Жанна не выдержала, подошла к нему сама и заявила, что мужчины, которые рассматривают ее искоса, кажутся ей трогательными, и, мол, хорошо, что он не боится выставлять напоказ то, что иные самцы обычно стыдливо прячут в тени, — застенчивость. Марк и опомниться не успел, как уже пил текилу с ней на брудершафт. А через полчаса Жанна перестала казаться ему жалкой и вульгарной. У нее обнаружились живой ум, отличная реакция, сочный смех и столько энергии, что казалось, будто она напитывает неиссякаемым солнцем все вокруг. С ней хотелось находиться рядом. Кружиться в ее орбите, на которую она добродушно запускала всех претендующих.
В то время у Марка была девушка — студентка Щуки, красивая и тихая, носившая необычное имя Элеонора. Пройдет десять лет, и он увидит ее лицо на обложках всех существующих журналов сплетен. Но в те годы его подружка даже не считалась подающей надежды, и в театральное училище ее приняли за классическую славянскую красоту. В окружении Марка считалось, что с девушкой ему повезло, и даже его циничные друзья советовали «жениться, пока из-под носа не увели». Однако Марк с легкостью променял воспитанную и умную Элеонору на ветреную хабалку Жанну.
И ни минуты не жалел, хоть новый роман и получился коротким.
Ох, что это было за время! Как славно они гуляли по крышам, купались в фонтане на ВДНХ, ночевали в палатке посреди Измайловского лесопарка, срывались в Питер без денег и документов, а однажды автостопом в Крым, собирали шумные компании престранных людей, каждый из которых казался вполне вменяемым, но все вместе производили впечатление зрителей актового зала сумасшедшего дома. Жизнь была праздником, карнавалом, безумием, что почему-то не выматывало, а даже, наоборот, наполняло.
Конечно, Марк не был влюблен. Жанна являлась для него не идеалом, а исполненным солнца колодцем, из которого он залпом пил. Расстались они безболезненно — Жанна где-то спелась с известным рок-музыкантом, красивым, старым и больным, влюбилась в него без памяти и сразу же честно сказала об этом Марку. Такая выходка другой девушки больно ударила бы по его самолюбию, но Жанна всегда умела обставить все так, что ее решения выглядели логичными и единственно правильными. И Марк не только не был обижен, но даже вещи помогал ей перевозить — в арбатскую квартиру рокера, темную и засранную.
Хоть и расстались они друзьями, но реальной дружбы не получилось. Марк закрутился — на полгода уехал сначала в Лондон, потом в Киев, затем возникли проблемы с бизнесом, познакомился с девушкой, на которой чуть ли не жениться собрался. Когда он однажды набрал знакомый номер, мужской голос буднично сообщил ему, что Жанна в Колумбии, в гостях у какого-то наркобарона, о котором делает материал и с которым заодно спит. Марк еще долго улыбался телефонной трубке — не мог сдержать улыбки, настолько неожиданная информация была в карнавальном стиле его бывшей любовницы.
А потом прошло столько времени, что ворошить прошлое уже вроде бы и не было смысла.
И вот Марк видит на дисплее мобильного интернет-страничку бульварной газетенки, издающейся нереальным тиражом. А к ней прилагается портрет главного редактора — деформированное временем, алкоголем и страстями, но все еще знакомое лицо Жанны.
Странно, но его телефон все еще хранил ее номер — почему-то все эти годы перебирался с одной сим-карточки на другую. Надо же, стольких людей он добровольно утерял в безумном круговороте мегаполиса, а вот Жанна осталась…
Забравшись в дальний конец сада, где Ангелина не могла его видеть (отчего-то Марку не хотелось, чтобы у разговора были свидетели, а уж тем более — свидетель, делящий с ним постель), он набрал цифры и почти сразу же услышал знакомое резкое: «Да!» Жанна и раньше, отвечая на звонки, произносила уверенное утверждающее «да!» вместо вопросительного «алло». И голос ее не изменился — остался таким же громким и сочным.
