Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой
– Развезет, дурак! Иди купайся с этой коровой!
Но я высился на песке, словно идол с острова Пасхи. Рита уже плескалась в воде, призывно помахивая сильной рукой. Ее грудь плавала рядом, как поплавок.
– Арсений, давайте еще шампанского выпьем, – предложила Инга, когда скорбная тимирязьевская фигура скрылась в речной пучине.
– Знаете, Инга! В Алабаме в это время суток очень популярен коктейль «Stars on Alabama»*. Все необходимое у нас есть.
* «Звезды над Алабамой» – популярная джазовая композиция.
Инга с интересом наблюдала, как я смешиваю популярный алкоголический коктейль «Северное сияние». Я плеснул в стаканчики равные дозы водки и шампанского и, к удивлению девушки, сдобрил все это полурастаявшим льдом из пакетика. Она доверчиво положила руку на мое плечо. Мы выпили. Ей-богу, я почувствовал, как под кожей у меня заиграли литые мускулы. Не хуже, чем у качков, которые в изобилии прогуливались вдоль берега.
Глава 58
Stars on Alabama
– Слава богу, очнулся! – услышал я чей-то голос над левым ухом.
Со скрипом, как гоголевский Вий, я приподнял веки. Надо мной мерцали звезды. Нет, не Алабамы. Обычные звезды средней полосы России. Типичные для этого времени суток. На зубах противно хрустнула пластмасса.
Водка! Я чуть не подавился пластиковым стаканчиком и поискал глазами, кому в голову могла прийти идея отпаивать человека водкой. Пляж был пуст. Рядом со мной сидела, поеживаясь от холода, Инга.
– Ну что, поехали?
– К-куда? – еле выдавил я.
– Ну не в Калифорнию же! К тебе. Где ты остановился?
– А где Ленька? – не слушал я.
– Уехал. – Инга попыталась меня поднять, однако это оказалось не так-то просто. – Он все про какую-то кулинарию твердил, а ты кричал… Ну, в общем, чтобы он от тебя отвязался. Ты, мол, в Америку уезжаешь.
И тут я окончательно очнулся. Маша! Кулинария! Боже мой, два десятка яиц!
– А мы где? – задал я сакраментальный вопрос.
– На пляже, – буднично ответила девушка и опять спросила: – Может, поедем?
Я и на этот раз пропустил ее просьбу мимо ушей.
– Так, значит, Тимирязьев уехал с этой, как ее…
– Ритой, – подсказала Инга.
– А ты что же – осталась?
– Ну не бросать же тебя здесь одного? В Москве знаешь менты какие свирепые, это тебе не Америка!
Понятно! Бедняжка все еще надеялась, что я американец.
– Твой друг тут тебе кое-что оставил. – Инга покопалась в сумочке и протянула мне скомканную бумажку. Внутри были оставшиеся деньги. На кулинарию. – Там целое послание.
Действительно, на бумажке расплывались нетрезвые каракули. Я прочитал:
Старик, ты не прав! Столько пить на жаре вредно! Вынужден отбыть с этой коровой. Тебе оставляю кое-что получше. Не оплошай! С нетерпением жду твоего звонка, когда протрезвеешь. Мысленно вместе с тобой.
Леня.
Этот подлец еще шутит! Видно, испугался, что ему придется объясняться с Машей, когда он притащит меня домой. Фиг я ему позвоню! Пусть лучше он звонит по моргам и больницам!
– Ну что, прочитал? – Инга обняла меня теплой загорелой рукой. – Поехали?
Я разозлился.
– Да что ж ты пристала-то, а? Все поехали да поехали! Куда мы с тобой поедем? К жене и детям? – Я неловко присел на корточки, но не удержался и бухнулся прямо на тренировочные штаны. В кармане что-то подозрительно хрустнуло.
– К какой еще жене? – испугалась загорелая нимфа.
– К старой, больной и сварливой! – едко бросил я. – Ты что, шуток не понимаешь? Думаешь, я и правда из Алабамы? Ну и дура!
Инга недоверчиво смотрела на меня. Потом поднялась, прижав к груди пляжную сумочку.
– Что смотришь? Иди, иди! Поищи американца в другом месте! – Я откинулся навзничь и, дрожа всем телом, стал натягивать штаны.
Девушка попятилась, все еще не веря в крушение своей мечты. Она достала из косметички листок, что-то черкнула и протянула его мне.
– Вот. Протрезвеешь – позвони… – Она подумала и чмокнула меня в заросшую щеку. – Ну пока.
Инга повернулась и легкой походкой ночной феи поплыла прочь. Песок чуть шелестел под ее сандалиями.
– Инга! – хрипло позвал я.
Она обернулась. В темноте не было видно, но, наверное, в ее глазах засветилась надежда.
– Который час? Взметнулась тонкая рука.
– Половина третьего…
– Ночи?!
– Утра, глупенький.
Шаги опять зашелестели и вскоре стихли. По реке проплыла баржа, груженная щебенкой, тишину внезапно разорвал протяжный гудок. Потом и баржа скрылась за поворотом. Я сидел на песке в глухом одиночестве, как первый космонавт, только что высадившийся на Луну, и недоуменно разглядывал две половинки, оставшиеся от очков. Насмотревшись, зашвырнул их подальше в воду, одну за другой. И тут же побежал к реке.
Я долго бродил вдоль берега по колено в воде, пытаясь нащупать ногой осколки. Вдруг завтра кто-нибудь пойдет купаться и напорется на мои очки? – накатил на меня приступ филантропии. Так ничего и не найдя, я вышел на берег и нащупал в песке бутылку. В ней оставалось еще немного водки. Что же теперь делать? Разве что выпить для бодрости. Хуже все равно уже не будет.
Хуже и в самом деле не стало. «Эх, Катька, – неожиданно вспомнил я свою подругу, – почему тебя нет со мной в этот скорбный час?» Домой возвращаться не имело смысла. Мадам Еписеева просто разорвет меня на части. Во-первых, за кулинарию, во-вторых, за долгое отсутствие, а в-третьих, за нетрезвый вид. Нет, лучше об этом пока даже не думать. Время еще будет. Но что мне мешает позвонить сейчас Катьке? Состояние у меня подходящее, храброе. Неужели в ней не шевельнутся остатки доброго отношения? Тимирязьев подло бросил меня на песке. Теперь, кроме Кэт, друзей у меня не осталось.
Я хотел было заплакать, но вовремя остановился. А Хренов? Игорь Хренов? Не он ли советовал мне воспользоваться его услугами и опытом, если я надумаю помириться с мадам Колосовой? Вот это действительно трезвая мысль. Первая за этот затянувшийся первый летний день. Неподалеку в кустах заголосил соловей. Я шикнул, и птаха оборвала брачную песнь. Как-нибудь потом, приятель, без меня! Сейчас – время действовать, а не тратить силы на романтические бредни.
Я огляделся. Мне только казалось, что пустота и одиночество окружают меня со всех сторон. Отнюдь – цивилизация была в двух десятках метров. Сквозь ветки призывно сияло зарешеченное окошечко ночного ларька. Я мигом очутился около него и заглянул внутрь. Там, раскинувшись на сигаретных коробках, спал давешний мордастый парень. Я слегка поскреб стекло и, для верности, погромыхал сеткой. Мордастый недовольно просунул свое лицо в амбразуру.
– Ты что, перекупался? – спросил он сонным голосом. – Добавить хочешь?
