Родриго Кортес - Часовщик
— И я знаю, где таких много.
— И чего ты от меня хочешь? — заинтересовался еврей.
— Отвези в Амстердам. Покажи понимающим людям.
Еврей задумался.
— А почему не в Италию? Насколько я знаю, лучшие ювелиры там. А в Амстердаме этого ремесла почти никто не знает.
— Не хочу в Италию, — мотнул головой Иосиф. — Что к Папе в карман упало, то пропало. Лучше на новом месте с нуля начать, чем еще раз на те же грабли наступить.
— Ну, как знаешь… — пожал плечами еврей и сунул алмаз в карман. — Но тебе ведь партнеры понадобятся?
Иосиф кивнул.
— Беру в долю всех. Мне одному такое дело не поднять, а время терять жалко.
Еврей уплыл, а Иосифу оставалось решить одну, но главную проблему: рабочие руки. То, что ни в Амстердаме, ни в Асунсьоне эту проблему не решат, он знал. Денег дадут, сколько попросит, но вот людей…
И тогда появился Амир.
Брат Херонимо разглядел в госте подмену довольно быстро. Нет, он ни разу не видел реального Хирона, однако понимал, что посланник Генерала наверняка прошел ту же школу, что и вся элита Ордена.
Херонимо поежился. Такие вещи мало того что не забываются, но еще и оставляют след. А вот в приехавшем госте он этого следа не увидел. Наоборот, весь его язык, манера держаться и даже выражение лица с головой выдавали нахватавшегося верхушек мастерового. И тем парадоксальнее смотрелся при нем весь необходимый комплект инструкций и бумаг, верительных грамот и полномочий.
Гость определенно не был шпионом — ни голландским, ни английским. Так топорно не работали даже они. Не был он и агентом противостоящей Генералу части Совета. Ибо таких дураков, чтобы при живом, энергичном Генерале засылать в Парагвай двойника, в Совете быть не может.
«Губернатор?» — напряженно думал Херонимо.
Его Превосходительство нуждался в точных сведениях из-за частокола редукций, но на прямой конфликт с Орденом губернатор не пошел бы ни за какие деньги. Знал, чем это обычно кончается.
В какой-то момент Херонимо даже пожалел, что так много рассказал. Однако полномочия у гостя были исчерпывающими, и Херонимо не собирался давать повод обвинить себя в неисполнении указаний сверху. Тем более что гость работал — и как работал! Он исполнял приказ Папы так, как не стал бы даже реальный Томазо Хирон.
«Ладно, подожду, — решил он. — Посмотрю, что придет с первой почтой».
Орден редко допускал такие промахи, а если допускал, то исправлял мгновенно. А потом пришла почта, и монах схватился за голову. Как сообщал секретариат, Генерал скоропостижно скончался — прямо в разгар заседания Совета. И на его место уже был назначен молодой, энергичный, а главное, нетерпеливый брат Хорхе.
Херонимо дождался, когда двойник Томазо Хирона уйдет обдумывать свою работу, и кинулся к его шкатулке. Открыл, достал посадочные документы на корабль, записал дату, оценил расстояние от Сарагосы до Короньи и тихо охнул. Выходило так, что двойник выехал из Сарагосы в день смерти Генерала. Это могло означать что угодно.
Едва Бруно с головой уходил в расчеты, как появлялся брат Херонимо и снова принимался рассказывать — методично и последовательно. И это уже начинало раздражать.
— Мы здесь всю округу окрестили — даже людоедов, — словно отчитывался он перед невидимым начальством. — Формальность, конечно… зато вся их земля перешла в ведение католической Церкви. И законности этого акта не могут отрицать даже евангелисты.
Бруно скрипнул зубами. То, что хорошее сырье лучше закрепить за собой, у них в городе знали даже подмастерья.
— Но людоедов мы, разумеется, мамелюкам оставили; пусть сами за ними по лесам бегают. А вот земледельцев сразу одомашнили…
Бруно нетерпеливо заерзал.
— Обнесли уже готовые деревни частоколом — и готова редукция. Ни строить, ни осваивать ничего не надо… одна забота — мамелюков отгонять.
Бруно вздохнул. Он уже понимал, что деньги на строительство редукций и освоение целины Орден один черт списал, и в этом как раз и заключается главная доблесть брата Херонимо.
— Вы лучше скажите, что у вас не получается… — на полуслове оборвал он монаха.
— Плохо слушаются. Ну и бегут, — развел руками Херонимо. — Особенно молодежь, когда у них брачный период начинается.
— Значит, с побегов и начнем.
Бруно много ходил по редукции и видел: в отличие от евреев, уже прошедших огонь и воду, а потому почти не поддающихся перековке, здесь материал был пластичный — одно удовольствие.
— И как мы начнем? — заинтересовался Херонимо.
— Не надо их удерживать, — прямо посоветовал Бруно. — И перестаньте отгонять мамелюков от редукции.
Монах опешил.
— Это как двойной паз, — пояснил Бруно. — Даже если шестеренка попытается выскочить, деться ей некуда — только назад.
Увидел, что его не понимают, и добавил:
— Сделайте мамелюков еще одним частоколом. Никто не выскочит. Наоборот, побеги прекратятся.
Брат Херонимо пожевал губами и потрясенно покачал головой:
— Смело…
Когда Амир нашел-таки Мусу в харчевне, тот смотрел вслед уходящему монаху.
— Ты не поверишь, брат, — криво улыбнулся марокканец, — этот каплун сказал, что они убирают охрану с внешней стороны частокола редукций.
— Ну и что? — не сразу понял Амир.
— Все, кто отправится в лес погулять, наши. Ты понял?
Амир кивнул. Он подобное уже видел, когда король предложил морискам перебираться в Марокко.
— Здесь какой-то подвох. А главное, зачем тебе мелочиться? Что, если всю редукцию взять? Там ведь тысячи три-четыре…
— А зачем я буду рисковать? — резонно возразил Муса. — Да у меня и людей столько нет, чтоб охрану перебить.
— А у кого они есть?
Марокканец с подозрением оглядел Амира.
— А ты, брат, бунтарь…
— А ты — марокканец, — парировал Амир. — И по-настоящему, что такое Орден, не знаешь. Эту заразу лучше сразу выжечь, под корень.
Как только дозорные сообщили, что мамелюки уже здесь, Бруно переговорил с братом Херонимо и лично открыл ворота.
— Скажите им, что желающие могут уходить.
Покрасневший от волнения монах быстро затараторил на индейском языке и несколько раз решительно ткнул рукой в сторону распахнутых ворот. Индейцы загомонили, начали переглядываться, и постепенно из толпы начали выходить самые смелые.
— Подбодрите их, брат Херонимо, — попросил Бруно.
Монах выкрикнул несколько слов, и смельчаки, ухмыляясь, тронулись в сторону ворот.
— Дети, — покачал головой Херонимо, — чистые дети.
Бруно так не считал. Да, материал в целом был податливый, мягкий, но те, кто вышли из толпы, определенно прошли какую-то закалку — в неправильной форме, а потому их всех можно было смело пускать в переплавку.
