Дин Кунц - Дверь в декабрь
— Кто они?
— Я их ненавижу, я их ненавижу!
— Кого?
— Они заставляют меня… думать о двери, и они заставляют меня верить в дверь, и они заставляют меня… проходить через дверь, и я их ненавижу!
— Ты ненавидишь своего папочку?
— Да!
— Потому что он заставляет тебя проходить через дверь в декабрь?
— Я это ненавижу! — заверещала девочка в ярости и отчаянии.
— Мелани. Что происходит, когда ты проходишь через дверь в декабрь?
В гипнотическом трансе девочка могла слышать только два голоса: свой и матери. Поэтому Лаура повторила вопрос:
— Что происходит, когда ты проходишь через дверь в декабрь?
Девочку начало рвать. К счастью, позавтракать она не успела, поэтому обошлось без блевотины, но даже позывы на рвоту напугали Дэна. Он по-прежнему крепко держал девочку, и каждый спазм сотрясал ее тело. Казалось, еще немного, и желудок, оторвавшись, вывернется через пищевод.
И Лаура не отрывала рук от лица Мелани, только уже не сжимала их, а ласково поглаживала по щекам, тихим голосом успокаивая дочь.
Наконец Мелани перестала сопротивляться, обмякла, и Дэн отпустил ее в объятия матери.
Девочка прижалась к ее груди и жалобным голоском, рвущим Дэну сердце, прошептала:
— Я их ненавижу… их всех… папочку… остальных…
— Я знаю. — Лаура, успокаивая дочь, гладила ее по голове, плечам, спине.
— Они причиняли мне боль… такую сильную боль… я их ненавижу!
— Я знаю.
— Но… больше всего…
Лаура опустилась на пол, усадила Мелани себе на колени.
— Больше всего? Кого ты ненавидишь больше всего, Мелани?
— Себя, — ответила девочка.
— Нет, нет.
— Да. Себя. Я ненавижу себя… я ненавижу себя.
— За что, сладенькая?
— За то… за то, что я делаю. — Девочка зарыдала.
— А что ты делаешь?
— Я прохожу… через дверь.
— И что происходит?
— Я… прохожу… через… дверь.
— А что ты делаешь по ту сторону двери, что ты там видишь, что находишь? — спросила Лаура.
Девочка молчала.
— Крошка?
Никакой реакции.
— Отвечай мне, Мелани.
Молчание.
Дэн наклонился, всмотрелся в лицо девочки. С тех пор как ее нашли на улице, голую, две ночи тому назад, ее глаза оставались затуманенными, смотрящими не в этот мир, но сейчас они стали еще более странными, чем обычно. Уже и глазами-то не были. Вглядываясь в них, Дэн видел два овальных окна, за которыми царила пустота, безбрежная пустота, сравнимая разве что с пустотой далекого космоса на окраине галактики.
Сидя на полу номера мотеля, обнимая дочь, Лаура беззвучно плакала. Губы ее дрожали. Она покачивала девочку, а слезы, выкатываясь из глаз, текли по щекам. И молчание, в котором она плакала, только подчеркивало глубину ее горя.
Потрясенный лицом Лауры, Дэн более всего хотел заключить ее в объятия и покачивать точно так же, как покачивала она дочь. Но решился лишь на то, чтобы положить руку ей на плечо.
Заговорил, когда слезы Лауры начали высыхать:
— По словам Мелани, она ненавидит себя за то, что сделала. Что, по-вашему, она под этим подразумевает? Что она могла сделать?
— Ничего, — ответила Лаура.
— Но она, очевидно, думает, что сделала.
— Это типичный синдром в таких случаях, практически во всех случаях, связанных с насилием по отношению к ребенку.
И хотя Лаура говорила тихо, Дэн уловил в ее голосе напряженность и страх. Она, несомненно, старалась удержать под контролем тревогу, которую вызывало у нее ухудшающееся состояние Мелани.
— Обычно все дело в стыде. Вы такого и представить себе не можете. Чувство стыда у них всесокрушающее, не только в случаях сексуальных домогательств. Очень часто ребенок, который подвергся насилию, не только стыдится того, что его подвергли насилию, он еще и чувствует за это вину, как будто несет ответственность за случившееся. Видите ли, эти дети сбиты с толку, потрясены тем, что с ними произошло. Они не знают, что должны чувствовать, понимают только одно: случившееся с ними — это нехорошо, а потом по какой-то извращенной логике начинают винить себя, а не взрослых, которые подвергали их насилию. Но, с другой стороны, они сжились с мыслью, что взрослые мудрее детей, больше знают, а потому всегда правы. Господи, вы бы удивились, узнав, как часто они не понимают, что являются жертвами, что им нечего стыдиться. Они полностью теряют чувство самоуважения. Они ненавидят себя, считая, что именно они несут ответственность за то, чего не сделали или не смогли предотвратить. А если они ненавидят себя, то уходят в свой внутренний мир… все глубже и глубже… и психотерапевту крайне сложно вернуть их назад.
Вот и Мелани, похоже, полностью ушла в себя. Покачивалась, как кукла, на руках матери.
— То есть, по-вашему, когда она говорит, что ненавидит себя за сделанное ею что-то ужасное, на самом деле она винит себя за то, что сделали с ней.
— Несомненно, — безапелляционно заявила Лаура. — Я уже вижу, что ее вина и ненависть к себе будут более глубокими, чем в большинстве случаев. В конце концов, к ней дурно относились, мучили ее шесть лет. И это было особое, психологическое насилие, куда более разрушительное, чем насилие физическое, которому в основном подвергаются дети.
Дэн понимал все, что говорила ему Лаура, и чувствовал, что все, сказанное ею, — правда. Но минуту тому назад, когда он слушал Мелани, в голову ему пришла чудовищная мысль, и он никак не мог от нее избавиться. Версия эта, с совсем новым подозреваемым, сразу пустила глубокие корни. Хотя такой выбор подозреваемого противоречил всем законам логики. Такое просто казалось невозможным. Нелепым. И, однако…
Дэн подумал, что искать Оно больше нет нужды. Потому что теперь он знал, что это такое.
Ранее он таким себе Оно не представлял. И теперь получалось, что Оно гораздо хуже всех кошмарных чудовищ, которые рассматривались до этого.
Он смотрел на девочку с сочувствием, состраданием, трепетом и леденящим душу страхом.
* * *
После того как Лаура вывела Мелани из глубокого гипноза, состояние девочки не изменилось. Что в гипнотическом трансе, что без него, она практически полностью порвала связь с реальным миром. И они больше не могли получить от нее какую-либо информацию.
Лаура не находила себе места от тревоги. И Дэн ее очень хорошо понимал.
Они уложили Мелани на одну из кроватей, где она теперь и лежала, не шевелясь, разве что поднесла ко рту левую руку, чтобы пососать большой палец.
Лаура позвонила в больницу, где работала, чтобы убедиться, что ничего чрезвычайного за время ее отсутствия не произошло, позвонила секретарю в свой офис, чтобы узнать, все ли частные клиенты распределены по другим психиатрам. Потом, еще не приняв душ, сказала: «Я буду готова через полчаса или через сорок пять минут», — прошла в ванную и закрыла за собой дверь.
