Алексей Вилков - Infernal
Луиза спрашивала о смерти Лизы. Спрашивала вежливо и осторожно, чтоб не вскрывать незажившие раны. Но в подробностях, дабы ничего не упустить, и я передал всё в мельчайших нюансах. Как всё начиналось, и как всё закончилось. Затем она осведомилась о нашем знакомстве: кто сделал первый шаг, как всё разворачивалось, что было ценного в наших отношениях, и так далее… Луизу интересовали абсолютно любые детали.
– Зачем тебе это? – спрашивал я, погружаясь в её глаза, такие же бездонные и уже безмятежно родные.
– Я должна знать всё! Слышишь? Я стану для тебя Лизой!
– Мы начнем всё сначала?
– Мы уже начали.
И я пустился в воспоминания.
Когда есть благодарный слушатель, изливать душу – одно удовольствие, и я уже не различал, кто идёт рядом. Луиза превратилась в Лизу, а Лиза в Луизу. Мистическая трансформация прошла естественно и гладко, подчиняясь потусторонним силам.
Постепенно я начинал любить её – огонь загорался. Крепче сжималась ладонь, и рядом со мной шла прежняя воскрешенная любовь. Я наполнялся беспечным блаженством и умиротворением. Не думал ни о чём горестном и не думал о будущем.
Безумно любопытно узнать об их прошлом. Лиза так мало распространялась о нём, но теперь нет места загадкам. Устами Луизы она не скрывала прежних тайн, коих уже почти не водилось.
Почти всю жизнь сёстры провели вместе. Росли, рано потеряв отца, исчезнувшего неожиданно, оставив малолетних дочурок на плечах матери-одиночки, но сёстры помнили его, и он оставался для них идеалом. Нечто подобное я слышал от Лизы, но подлинные факты отныне не волновали. Любая правда – ложь, а любая ложь – правда. Сёстры мечтали найти и соединиться с отцом, но его не вернуть, а куда он исчез – неизвестно.
Сёстры всё делали вместе, и желания их совпадали один к одному. Вместе вошли в этот клуб, так как обе желали райского бытия и не выносили жизни без ежедневных запретных удовольствий, будто в каждом мужчине ища потерянного отца, и сливались в оргазме, будто сливались с ним, ища потерянную нежность и поддержку. Они служили пороку на далёком острове, не расставаясь, а разлучились лишь однажды, когда Лиза оказалась в Европе, а Луиза осталась в Токио. Дальше всё развивалось по проторенному сценарию. В её жизни появился Герман Ластов.
– Лиза пыталась уйти от себя, – делилась воспоминаниями Луиза. – Пыталась справиться с собственной природой и в тебе искала убежище. Но её хватило ненадолго. Ты умница, ты очень хороший человек, и я успела полюбить тебя, но природа – вещь стойкая, и она не хочет меняться. Лиза же взялась за неосуществимое, не понимая, что природу не изменить… Мне больно, что я осталась одна. Ты же понимаешь?! Я долго ощущала боль в груди и смутное предчувствие потери. Как гонец, ты донёс мне весть, что Лизы больше нет. Так и подобает ей. Того и требовала её сущность. Ничего страшного, Герман, ничего страшного! Природу не обмануть и не переделать. Мы её несовершенные создания, которым ещё многому предстоит научиться и многое вынести. Ты разумный человек, и не станешь ничему препятствовать. Знаешь, что бы Лиза хотела больше всего?
– Чего? – спрашивал я, заранее угадывая, что она мне ответит.
– Чтобы мы вспомнили о ней и предались друг другу – лучшая дань памяти сестрице. Это её последняя воля, Герман! Я чувствую…
– Тогда не будем откладывать?
– Не будем. Иди за мной. Нам не помешают! Для этого я и живу.
Луиза взяла меня за руку и повела в сторону дворца.
Мимо мелькали старые гейши. Среди них были и азиатки, и раскованные мулатки, гуляющие в саду топлес. Клуб вобрал в себя многих. Несколько раз попадались мужчины: толстые мешки и стройные черноволосые мачо, престарелые старики и совсем ещё юные жиголо. Они тоже прогуливались не одни, а в обнимку с роскошными барышнями. Среди них я заметил несколько двойняшек – это был самый шик.
По пути Луиза открылась мне, что слиться в экстазе с двумя сёстрами, связанными невидимой нитью, считалось самым высшим блаженством. Близняшки ценились превыше всего, их холили и лелеяли, и Лиза никуда бы не делась, если б не переступила запретную черту, за которой её ожидало неминуемое возмездие.
– Вот, что скрывалось в вырванных страницах? – спросил я, подходя к дворцу.
– Возможно. Лиза вела тебя к себе постепенно, чтоб ты не испугался её и не развернулся.
– Это немыслимо.
– Сестра всегда была немного проказницей и не от мира сего. Я такая же! Ты ещё не замечаешь во мне странностей?
– Пока нет.
– Ты просто привык к странностям Лизы.
Затем она повела меня во дворец – монументальный и сакральный, наполненный духом чарующих благовоний. Пол дворца выстлан мягкими шёлковыми коврами. На стенах висели картины крамольных сцен, рядом скульптуры соития и фигуры безликих женщин в объятиях безликих мужчин. Луиза повела меня дальше, за лампасные шторы, в представительства тайных комнат. Увы и ах, но это были не комнаты, а роскошные палаты. Никаких свидетелей – мы одни. Что может быть прекраснее? После мы снова спускались вниз по широкой лестнице, не спотыкаясь, освещаясь круглыми решётчатыми фонарями, а потом было подземелье, разрисованное летящими драконами, указывающими, как стрелками, что мы движемся в правильном направлении. Вдоль стен горели десятки свечей, на которые смотрели суровые лица покоящихся здесь императоров, ублажаемых покорными наложницами.
Всё казалось потусторонним, но никаких гробниц с мумиями не попадалось. Мимо нас проскальзывали обнажённые тела, когда мы проходили мимо спален. Я слышал сладострастные вздохи, взывания, храп, замечал многоликие тени, голосящие о наступлении пика сладострастия. Но Луиза вела меня дальше. Клуб жил, клуб дотягивался до неба и ослеплял мир полосой вечного удовольствия. А мы просто направлялись в свою поднебесную комнату, в свою уединённую усыпальню. Слева и справа мерцали рисунки лотосов и диких орхидей, и я оборачивался на разные непередаваемые звуки, но нас не остановить.
Луиза обогнала меня, добралась до конца узкого коридора и распахнула ставни. Я зашёл следом.
Фиолетовая обитель пахла сиренью, жасмином и лаймом. В центре – аккуратно застеленная постель. На высоком потолке – широкая решётка металлических прутьев, над которой свешивался, покачиваясь, чудодейственный сад диких цветов. И если это не рай, то наверняка его резиденция.
Луиза хлопнула дверью, завесила шторы и толкнула меня на кровать. Я упал, как бревно, и подмял под себя две расписные подушки. На сей раз я полон сил и решительности. Ведь передо мной родная и проверенная женщина – никаких сюрпризов и новых неразгаданных книг.
Первым я бросился к ней в объятия, срывая с неё одежду, как опавшую листву, но осторожно, нежно, как в старые добрые времена.
Лиза отдавалась. Лиза трепыхалась. Лиза отзеркаливала каждое прикосновение. Тело её прежнее, где я угадывал каждый миллиметр. Каждую проторенную точечку. И ничего не нужно было искать.
Она легла на живот и выпрямилась. Вздохнула. Я знал, что делать. Прильнув к её позвоночнику, опускаюсь вдоль основания, замечая любимые, уже разгаданные иероглифы и стройную змейку. Знаки призывали к себе. Иероглифы теряли смысл, но у второй половинки своя потаённая надпись – KUNDA. Свершилось – я обрёл их обеих. KUNDA плюс LINI равно KUNDALINI.
Окутанный любовным веянием, я ощущал в себе зарево божественной энергии и сам наполнялся Кундалини, как наполнялся когда-то очень давно – вдоль копчика и поперёк самых низших чакр вверх по позвоночнику в третий глаз.
И я просиял.
Лиза протяжно вздыхала и требовала моего присутствия. Я слился с ней, погрузившись в неё, как в утробу матери, и ощутил вселенскую теплоту, пробежавшись по зачаткам мироздания. В ней был покой и умиление. Ни страсти, ни рокота, ни огня – только тихое сияние и вечная нетленная благодать. И я не спешил, и она отзывалась покорно и медленно. И мы плыли вниз по течению, скользя каждой клеточкой наших тел.
Лиза изгибалась подо мной, как покорная река. Я слышал её журчание, и кое-где течение струилось водоворотами, а кое-где я вставал на мель, а где-то бурлила нескончаемая стихия, но всё это отражалось в её природе, и я не спешил… Я плыл по течению вниз вглубь от её истоков до впадения в запретный спрятанный рай под названием Жизнь.
Не спешил…
Река была полноводной, не кончалась и разветвлялась, как многоликая сеть, а я захаживал в каждую бухту и даровал всё своей первозданной и нескончаемой радости – беззаветной, вольной, разгульной. С ней я ощутил второе рождение. Точнее, перерождение.
И вдруг я почувствовал стесняющую сладость и головокружение. На горле снова заскрипела защёлка, но я не сопротивлялся и потянул веретено на себя, а оно покорялось. Мы сливались во вселенской музыке и благодати. Я тянул нить на себя, а сверху меня притягивала Лиза, и мы были счастливы… Вновь позволили себе всё… а дальше и смерть не страшна.
Мы обрели бессмертие….
