Энн Райс - Интервью с вампиром
Он задумался и протянул:
«Разве это важно? – И после секундной паузы добавил: – К сожалению, я мало любил в этой жизни. Но я отвечу тебе. Да, я люблю его, но не так, как ты думаешь. Ты, сам того не желая, сбиваешь меня столку. Ты – загадочное существо. Все очень просто: он мне больше не нужен».
«Мне подарили вечную жизнь, обостренные чувства, жажду убивать,– поспешно объяснил я,– потому что тот вампир хотел заполучить мои дом и состояние. Ты понимаешь? Но это не все. Я сам еще не все понимаю! Ты словно приоткрыл запертую дверь, и я вижу волшебный свет, льющийся в узкую щель. Я жажду войти туда, в тот мир, который, если верить тебе, скрывается за ней! Но на самом деле я не верю, что он существует! Вампир, обративший меня, воплощал в себе только зло: мрачный, скучный, пустой и невыносимо разочаровывающий. А это и есть зло, теперь я знаю наверняка. Но ты не такой, ты выше это го! Так открой же мне дверь до конца, расскажи мне про тот дворец в Венеции, про любовь с проклятым. Я хочу понять».
«Ты обманываешь самого себя. Тот дворец… Что тебе до него? Эта дверь ведет ко мне нынешнему. К нашей будущей жизни, а не к прошлому. Я тоже зло, но на мне нет вины».
«Да, это так»,– прошептал я.
«Вот почему ты несчастлив,– продолжал он. – Ты пришел ко мне и сказал, что существует один единственный грех – убийство невинного человека».
«Да – протянул я. – Могу себе представить, как ты смеялся надо мной».
«Я никогда не смеялся над тобой,– сказал Арман. – Разве я могу над тобой смеяться? Только ты поможешь мне спастись от отчаяния, означающего для меня, как и для любого из нас, смерть. Ты станешь соединительным звеном между мною и этим веком, ты научишь меня понимать его, чтобы я вновь пробудился к жизни. Столько лет я провел в Театре вампиров в ожидании тебя! Если б я встретил человека, который бы так чувствовал и так понимал этот мир, такого, как ты, с твоей болью в груди, я бы, не задумываясь, превратил его в вампира. Но такие встречаются редко. Мне пришлось долгие годы ждать и искать именно тебя. И теперь, когда мы наконец встретились, я готов сражаться за тебя с кем угодно. Ты видишь, моя любовь безжалостна. Так ли ты понимаешь любовь?»
«Ты совершаешь ошибку»,– ответил я, глядя ему в глаза Только теперь я начал постигать смысл его слов. Никогда прежде я не чувствовал большего разочарования в себе самом. Я ничего не могу ему дать, ничего не мог дать Клодии и даже Лестату, не говоря уже о моем брате. Бедный Поль, как глубоко я разочаровал его!
«Нет,– спокойно сказал Арман. – Я должен вступить в контакт с нынешним временем и могу это сделать только через тебя… Я говорю не о том, что можно увидеть в картинной галерее или прочесть в книгах… В тебе воплотился дух твоего века, его сердце».
«Нет, нет. – Я едва сдерживал горький, истерический смех. – Как же ты не понимаешъ? О каком сердце ты говоришь? Я чужой для любого века, все-гда был и буду изгоем». – Мне больно было признавать эту страшную правду.
Но он только улыбнулся. Его плечи вздрогнули от беззвучного смеха.
«Но, Луи, – мягко возразил он. – Это и есть дух твоего времени. Разве ты не видишь? Они все так чувствуют. Ты потерял надежду и веру. То же самое произошло с этим веком».
Я был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова и глядел в потухающий камин. Поленья догорели и рассыпались в пустыню дымящегося серо-красного пепла. Но он все еще согревал и освещал комнату.
Перед моим мысленным взором проходила вся моя предыдущая жизнь.
«Те вампиры в театре, почему не они?.» – тихо спросил я.
«Они унаследовали от своего века только цинизм. Они не способны понять, что все на свете, даже их сила, преходящее; они глупо и изощренно стремятся удовлетворить все свои желания. Это пародия на чудо, упадок, нашедший убежище в шутовском, манерном бессилии. Ты же видел их. Ты сталкивался с ними всю жизнь. Но ты сам получил от своего времени другой дар – разбитое сердце века».
«Это не дар, а несчастье. Несчастье, глубину которого ты не можешь постичь».
«Ты прав. Но расскажи мне, почему ты несчастен. Почему целую неделю не приходил ко мне, хотя жаждал прийти. Что держит тебя возле Клодии и Мадлен?»
Я покачал головой.
«Ты не знаешь, о чем спрашиваешь. Мне было невероятно трудно превратить Мадлен в вампира. Я обещал себе никогда не делать этого, даже если одиночество станет невыносимо. И я нарушил обещание В бессмертии я вижу только проклятие. У меня не хватает смелости умереть. Но превратить в вампира другого! Обрушить тяжкие мучения на чужую голову и обречь на верную гибель тысячи людей! Я нарушил страшную клятву…»
«Если это хоть немного утешит тебя… Я надеюсь, ты понимаешь, что и я приложил к этому руку?»
«Ты хочешь сказать, что я сделал это ради тебя, чтобы освободиться от Клодии? Да, верно. Но вся ответственность лежит на мне и только на мне!»
«Нет, я не о том. Я заставил тебя! Я был рядом с тобой в ту ночь. Разве ты не знал?»
«Нет!»
Я опустил голову.
«Я сам бы превратил ее,– мягко сказал Арман. – Но мне казалось, будет лучше, если это сделаешь ты. Иначе ты ни за что не расстался бы с Клодией, а ведь именно этого ты хотел…»
«Я проклинаю себя за то, что натворил!» – воскликнул я.
«Тогда проклинай меня, а не себя». .
«Нет. Ты не понимаешь. В ту ночь ты едва не уничтожил во мне то, что так высоко ценишь сам!) Я сопротивлялся тебе изо всех сил, и даже не догадывался, что твоя власть направляет меня. Самое важное чуть было не умерло во мне! Ты едва не убил во мне страсть, способность чувствовать! Я чудом уцелел!»
«Но все уже позади. Твоя страсть, человечность – называй как угодно – по-прежнему живы в тебе. Иначе твои глаза не были бы сейчас полны слез, гнева и тоски».
Я ничего не мог ответить, только кивал. Наконец, пересилив себя, я заговорил: «Ты не должен так поступать со мной, лишать меня воли, подчинять своей власти…»
«Да,– мгновенно согласился он,– Я не должен. Моя власть натыкается на какую-то преграду внутри тебя и не может проникнуть в глубины твоей души. Там я бессилен. Но так или иначе, Мадлен стала вампиром. Ты свободен».
«А ты удовлетворен,– я уже взял себя в руки. – Прости, я не хочу казаться грубым. Ты получил меня, я по-прежнему люблю тебя. Но я ничего не понимаю. Ты доволен?»
«Как же иначе? – ответил он. – Конечно, доволен».
Я встал и подошел к окну. Угли в камине догорали, слабо светилось серое небо. Я услышал шаги Армана за спиной. Не поворачиваясь, я краем глаза видел в полумраке его неподвижный профиль. Мы стояли рядом молча, глядя на непроницаемую пелену холодного дождя, и слушали его шум – не монотонный и унылый, а бесконечно разнообразный: ручеек журчал в водостоке, крупные капли мягко ударялись о мокрую, блестящую листву, тоненькие струйки стекали по карнизу прямо передо мной – сотни звуков смешались в сыром ночном воздухе.
