Игорь Лесев - 23
Мальчик опять заплакал и убежал. Вытерев окровавленную руку о траву, я вновь вышел на дорогу. Итак, твари уже знают, что я в Василькове.
Глава 40
19 апреля. Среда
Куда теперь ехать, я толком не решил. С одной стороны, Сущенко не успел сообщить обо мне в милицию. Это плюс. Но, с другой стороны, теперь получалось, я был обнаружен гулу. А это уже здоровенный минус. Но они ведь не знают, что ключ от квартиры Алисы у меня. Хотя почему не знают? Я ведь его взял в квартире Анилегны. Стоп, я не ключ взял, а сумочку Алисы, в которой его и нашел. Судя по вещам в ней: деньги, письмо Алисы — сумочка еще не была осмотрена Анилегной. В конце концов, какого черта Анилегне ключ от квартиры Алисы? В процессе спора с самим собой я увидел, что подхожу к автовокзалу. Вскоре сразу за ним должен показаться и дом Алисы. На автовокзале мне появляться было нежелательно, и я, перейдя на другую сторону тротуара, свернул на параллельную улицу. Но они меня уже обнаружили. Где они меня будут искать в первую очередь? У Обуховых. Допустим. Где еще? На кладбище, где похоронен Димка. Тоже вероятно. И в этом доме. Я остановился и стал смотреть на четырехэтажный дом, в котором на прошлой неделе провел весьма беспокойную ночь.
Собственно, дом был метрах в трехстах от меня, а я так и не решил, что делать. В голове все время крутилась мысль просто подняться на последний этаж и как ни в чем не бывало открыть входную дверь. В любом случае, другого способа проникнуть внутрь квартиры я не видел. Но, во-первых, квартира Анилегны располагается напротив, и непонятно, кто в ней сейчас есть, а во-вторых… А во-вторых, я просто очень боюсь. Совсем рядом я увидел магазин «Охота, рыбалка», расположенный на первом этаже жилого дома. Чтобы хоть как-то оттянуть неприятный поход в Алисин подъезд, я направился в магазин. (Мне подобное знакомо по детству — когда я в очереди к стоматологу уговаривал маму пропустить очередного дяденьку или тетеньку, лишь бы оттянуть время сверления больного зуба).
В магазине я сначала начал рассматривать охотничьи ружья, затем газовые пистолеты и охотничьи ножи, после перешел на камуфляжную форму и снасти. Мое внимание привлекли бинокли, стоящие на самой верхней полке.
— Что вас интересует? — обратился ко мне продавец с пузом заядлого любителя пива.
— Да так, ничего конкретного. Просто смотрю.
— Обратите внимание вот на этот бинокль, — продавец достал огромный бинокль камуфляжной раскраски, — американское производство, используется в армиях стран НАТО. Восемнадцать на пятьдесят, стабилизация изображения…
— А сколько стоит?
— Для этого шедевра недорого, всего тысяча восемьдесят гривен.
Видимо, на продавца произвел впечатление мой белый свадебный костюм, который, к слову, почти не был испачкан за все это время.
— Да, действительно замечательный бинокль. А есть не такие громадные, чтобы в карман можно было положить?
— А-а-а, понимаю, — толстяк заговорщицки мне подмигнул, — сейчас покажу. Отменный бельгийский…
— Уважаемый, мне бы до ста гривен чтобы по цене, — я вынужден был перебить его второй раз, так как бельгийский если и дешевле американского, то как раз на все мои деньги.
Настроение у толстячка как-то сразу пошло на спад.
— Вот. Отечественный, — и он выложил на прилавок что-то маленькое и невзрачно-зеленое, — в принципе, тоже неплохой.
«В принципе, тоже неплохой». Мог бы этого и не говорить. И так видно, что говно полное.
— И сколько?
— Девяносто восемь.
— Отлично. Я его беру.
И выложив почти половину своих денег за эту дрянь, я вышел из магазина, остановился напротив нужного мне дома и стал разглядывать его в бинокль. Отчетливо видны были балкон и окна четвертого этажа, я разглядел даже занавески и вазу на одном из подоконников. В принципе, действительно неплохой бинокль.
Перейдя дорогу, я присел на лавочку возле частного гаража и, прикрытый рядом густо растущих кустарников, стал наблюдать за подъездом и окнами четвертого этажа. Пока все было спокойно.
Ты белый, как мел. Весь белый. Как мел белый. Молодой мел…
— Молодой человек, можно я рядом с вами присяду?
Я вскочил с лавочки и стал ошарашенно глазеть по сторонам.
— Да сидите, сидите. Я только на краешке.
И действительно, на край лавочки присела бабушка, в молодежной красной кофте и обтягивающей синей юбке. Весьма смелый наряд для ее возраста. Черт, я заснул.
Присев обратно на лавку, я спросил:
— Не подскажете время?
— Уже начало четвертого. Я вас разбудила?
Голос у нее был какой-то писклявый, похожий на голос депутата Мартовского.
— Да нет. Вернее, чуть-чуть.
— Это не вы обронили?
— Я. — На траве лежал мой бинокль, который я тут же поднял. — Спасибо.
— Хорошая сегодня погода. А вы где-то рядом живете? Я вас раньше не видела.
— Нет, я в Столице живу. К девушке приехал, а ее дома нет. Вот сижу и жду.
— А что за девушка, может, я ее знаю?
— Алиса, — и сразу добавил, чтобы не было следующего пустого вопроса, — фамилии не знаю.
— Это с крайнего подъезда?
— Ага. С четвертого этажа. — Я внимательно уставился в лицо бабки и отчетливо рассмотрел, как оно поблекло. — Вы знаете ее?
— Да ее все знают тут. Хорошая девочка. Судьба у нее только тяжелая. А вы ее парень?
— Ну, пока еще нет. Но она мне очень понравилась.
— А вы знаете, после похорон… — тут бабка на секунду запнулась, — одного человека я ее как-то и не видела больше.
— А кого хоронили?
— На прошлой неделе… — бабка опять сделала небольшую паузу, — женщину одну. Плохую очень женщину.
— Ведьму?
— А вы откуда знаете? — бабка прищурилась и посмотрела на меня.
— Мне Алиса про нее много рассказывала. Страшные истории. Вы ее знали?
— Ангелину?
— Анилегну.
Бабка тут же перекрестилась:
— Господи, спаси и сохрани. Не называйте вслух ее так.
— Почему?
— Не надо. Хоть ее и похоронили, но у меня постоянно такое чувство, как будто она все время где-то рядом.
Конечно, рядом. Убили ведь Алису, а не Анилегну.
Мы замолчали.
— А давно Ани… Ангелина приехала в Васильков?
— В самом начале девяностых. Тяжелые тогда времена наступили. И страшные вещи стали твориться в нашем доме.
Я вспомнил рассказ Алисы про неприятности, которые происходили в этом доме с его жильцами.
— А у вас что произошло?
— У меня умер муж, сильно заболела дочь и теперь не может иметь детей, не говоря уже о моем здоровье.