Сергей Дубянский - Госпожа Клио. Восход
Витус пропустил слова про „жизнь“, решив, что они слишком не вяжутся с „естественным ходом событий“, столь любимым Алексой, и подумал, что, тем не менее, выбор у него не велик – решить проблемы, либо с женой, либо с хеттом и Анхесенамон. А чужие проблемы всегда решать проще, чем свои собственные.
– Хорошо, – сказал он, – только объясни, что я могу сделать, если присутствую там лишь в виде непонятного светящегося диска? Если я бестелесен и бессилен; если…
– Хватит, – оборвала Алекса, небрежно махнув рукой, – все у тебя будет. Отправляйся, пока корабль Синатхора не прибыл в Фивы. Исправь ошибку Великого Мага, а мы исправим твою.
Витус не успел не только ничего произнести в ответ, но даже привстать, как вдруг ощутил, что плавно опускается на что-то теплое и достаточно мягкое. Все произошло мгновенно – не было ни бешеного мерцания огней, ни какофонии звуков, а просто пальцы глубоко ушли в известковую пыль, и рядом возникла каменная глыба, укрывавшая Витуса своей тенью, как крылом фантастической птицы.
Невидимое за гигантским сооружением солнце безжалостно жгло широкую дорогу, по которой двигались похоронная процессия. Несколько смуглых мужчин в белых юбках несли похожие друг на друга кувшины. За ними другие носильщики тащили деревянные сундуки. Часть из них были тяжелыми (их несли по двое), а часть, легкими. Те, кому достались легкие, шли не напрягаясь, с любопытством поглядывая по сторонам – наверное, бывать в этих местах им приходилось не часто.
За носильщиками следовало двое салазок. На одних опасно покачивались пузатые сосуды, а на других под небольшим навесом покоилась мумия, уже высохшая и потерявшая сходство с реальным человеком. Рядом шел бритоголовый жрец, одетый в длинный, до самой земли, белый передник. Хорошо поставленным, но равнодушным голосом, громко и протяжно, он повторял одну и ту же фразу: – С миром, с миром к Великому Осирису!.. За салазками беспорядочно двигалась группа женщин, голосивших, совсем как в России на деревенских похоронах; при этом они вполне натурально рвали на себе волосы и били кулаками в грудь.
Случайно ли Витус оказался в Городе Мертвых или Алекса преследовала конкретную цель, определяя место, он не знал; как и не знал, что делать дальше. Когда он являлся „светилом“, все обстояло проще – он мог свободно перемещаться в любую точку пространства, а теперь, похоже, стал равным среди равных…
Процессия скрылась за углом, и только заунывный голос жреца и вопли плакальщиц нарушали тишину. Витус попытался сосредоточиться. Во-первых, он по-прежнему понимал чужой язык. Это уже хорошо, иначе б он вряд ли просуществовал здесь дольше, чем до первой встречи с настоящим египтянином. Во-вторых… Витус опустил глаза, разглядывая свое тело. Больше всего он боялся увидеть себя голым, ведь даже рабы здесь носят набедренные повязки. Как он смог бы объяснить свой вид? Но Алекса позаботилась и об этом. Правда, технически он не представлял, каким образом ей удалось облачить его в передник, совсем такой же, как у жреца, руководившего похоронами.
…Значит, я тоже жрец, – подумал Витус в полной растерянности, – жрец кого и каковы мои обязанности? Ведь тот же рыбак может ловить рыбу, хоть сетью, хоть руками, а жрец обязан соблюдать ритуалы, которых я никогда не видел…
Тем не менее, что-то требовалось предпринимать, ведь теперь ему, скорее всего, придется, и есть, и спать; теперь он не сможет неделями висеть в небе, лишь изучая происходящее внизу. Теперь это его жизнь, и он в ней просто человек, ничем не отличающийся от остальных… хотя нет, одно внешнее отличие все-таки имелось – цвет его кожи остался намного светлее, чем у „аборигенов“. …Интересно, хорошо это или плохо?..
Витус поднялся и понял, что нога больше не болит. Прямо перед ним раскинулась деревня, состоявшая из множества глинобитных домиков, которую он видел издали, еще являясь „светилом“. За ними блестела спокойная гладь реки; за спиной находился храм, под стенами которого ему довелось очнуться. …Похоже, мне туда, раз я жрец, но что там делать, если я практически ничего не знаю о их религии?.. – деревня и река привлекали Витуса гораздо больше.
С высоты Нил казался намного уже – сейчас же он предстал могучим и спокойным (немудрено, что египтяне считали его одним из богов). На противоположном берегу жил своей жизнью город живых, над которым возвышались гигантские стелы Карнака. Немного правее Витус видел дворец Анхесенамон, с колоннами, над которыми висел всего несколько часов назад, наблюдая за чужой жизнью. Теперь здесь его жизнь и к подобной мысли необходимо привыкнуть, как бы дико это не выглядело.
Витус решил сначала посетить деревню, чтоб попытаться выяснить, кем же является, исходя из своего одеяния – возможно, к нему станут обращаться как-нибудь по-особенному. Он дошел до крайнего дома и через дверной проем увидел массивный позолоченный гроб на ножках в виде львиных лап. Рядом с ним лежали инструменты; здесь же стояли миски с едой, валялись куски лепешек, пустой опрокинутый сосуд. Такая бесцеремонная смесь жизни и смерти отталкивала – ему представились тупые примитивные работяги, от которых вряд ли возможно почерпнуть что-то полезное, и он пошел дальше.
Из следующего дома исходил весьма неприятный запах, однако Витус все же решился заглянуть внутрь и увидел, что два человека стоят над лежащим на циновке обнаженным трупом мужчины. Один держал в руках трубку, вставленную в задний проход трупа, а другой осторожно вливал в нее жидкость, похожую на масло. Рядом стояла ванна, в которой плавал еще один труп. Витус почувствовал, как мерзкий комок пытается подняться к самому горлу. Если б он перед этим что-нибудь съел, комок наверняка б вырвался наружу. Нет, заниматься бальзамированием – это явно не его ремесло.
После того, как он отдышался и отошел от ужасного дома на приличное расстояние, мысль о еде сделалась более конкретной. …Только не в этой деревне, где трупов, наверное, больше, чем жителей. Теперь этот запах будет преследовать меня постоянно… Как они, блин, вообще едят здесь?..
Витус решил вернуться к храму; знакомой дорогой дойдя до места своего „приземления“, остановился, собираясь с духом, ведь сейчас решалась его судьба – примут его за „своего“ или нет. Словно ожидая увидеть знамение, Витус долго смотрел на огромные ворота, по сторонам которых, часовыми, стояли два обелиска, вершинами уходившие в небо. Но тишина и покой не явили никаких знамений; вздохнув, он двинулся дальше.
Чем ближе Витус подходил к воротам, тем огромнее они казались и тем меньше и беззащитнее чувствовал себя он сам. Когда он проходил мимо церкви, стоявшей напротив его салона (…Боже, как далеко все это и суждено ли, вообще, туда вернуться?!..), то не ощущал ничего похожего. Или, возможно, сама ситуация была другой? Тогда он чувствовал силу, а теперь ему требовался покровитель, ведь на Алексу надежда невелика – она помогает лишь до тех пор, пока он выполняет ее указания, а сейчас он идет наугад, неизвестно куда и зачем.
