Тара Смит - Посредники
Она наклонилась к юноше, все еще не отпуская руки Финна, который смотрел теперь вниз, себе под ноги.
— Слушай, это тебе не какой-нибудь сквот. Там собираются действительно плохие парни. Они убьют тебя.
Она снова посмотрела на Финна. Он поднял на нее глаза, и взгляд его был полон печали. Она снова повернулась к Никсу.
— Он хочет накачать ее наркотиками. Но по какой-то причине… Я этого не понимаю. И никогда не понимала, но ему нужно, чтобы мы… — Она осеклась. — Ему нужно, чтобы девушка все сделала сама. То ли он повернут на этом, то ли что-то еще. Он не станет брать ее силой. Он просто будет держать ее, пока она не сделает все сама. И тогда… тогда я не знаю. — Она смотрела в землю. — Я выбралась раньше.
Никс остановился и подумал о том, что Эвелин сказала ему. Если Блику действительно нужно, чтобы девушка все сделала сама, не связано ли это с историей самого Блика? Его мать держали в запределье в неволе, под действием «пыльцы». Наверное, резатель не хотел поступать с новой девушкой так же, как обошлись с его матерью. Не означало ли это — Никс в порядке гипотезы позволил себе эту мысль, — что у Блика оставалось какое-то подобие совести? Крошечная, извращенная, но все-таки совесть? Но будет ли от этого польза? Отогнав эту сомнительной полезности мысль, он снова посмотрел на Эвелин и Финна — словно в забытьи, они уставились на огонь костра.
— Но как? — не удержался от вопроса Никс. — Как ты выбралась? И где потом оказалась?
— Это уже слишком, дружище. — Финн покачал головой. — Слишком много темных воспоминаний.
— Нет, — ответила Эвелин, взгляд ее был твердым и решительным. — Нет. Я хочу, чтобы этого придурка поймали. Я не помню, где это было. Где-то за первым залом. Там никого не было. Только что-то… что-то разбудило меня. Это был не Блик. Он куда-то делся. Что-то другое. Все, что я помню, — это когда я проснулась, я увидела туннели, которые вели в разных направлениях, словно лучи звезды.
Она раскинула руки в стороны, показывая, как это выглядело.
— Или что-то вроде. Это сбивало с толку. Я не знала, какой выбрать, поэтому я просто… шла. И в конце концов оказалась снаружи. Я была настолько вне себя, что не помнила, как открыла последнюю дверь. Я просто повторяла себе: «Иди на свет, Эви, иди на свет». Я продолжала повторять свое имя. И следующее, что я помню, это Бернсайдский мост. Клянусь. Это было словно… я перенеслась туда. Пару раз я пыталась вернуться, чтобы войти снова, — она отвела глаза от Финна, — там такая решетка… но она была заперта.
— Но почему он не пытался остановить тебя? — спросил Никс. — Не пытался удержать тебя?
— Блик? Да. — Тут она заплакала. — Да, он не пытался удержать меня. То есть он пытался заставить меня захотеть остаться: он твердил, что я на самом деле не хочу уходить, но никогда не хватал меня, не связывал, ничего такого, даже дверь не запирал. Казалось, просто запереть меня ему было неинтересно. Он хотел, чтобы я сама пожелала остаться с ним. И с Нив все будет так же. Он не станет… и не хочет… делать с нами что-то, чего бы мы сами не захотели.
Финн качал головой, и Никс понял, что и он тоже плачет.
— Нет, детка, нет.
— Да, Финн. Это правда. — Она снова обернулась к Никсу. — Ты должен дождаться утра. Но если ты пойдешь туда, будь очень-очень осторожен. Я не знаю, что Блик сделает с тобой. Я даже не знаю, чего он хочет от Нив и почему тащит нас туда, в Шанхайские туннели. Там никого не бывает, кроме наркоманов и туристов. Но сейчас тебе туда нельзя.
— Да, чувак. Тебе нужно выспаться, — согласился Финн.
Это было правдой. Что бы ни ждало его впереди, ему прежде всего требовалось выспаться, чтобы иметь силы все это вынести. Его тело устало.
— Да, ладно, — согласился Никс.
Он посидел немного, глядя на огонь, пока они готовили спальное место: Эвелин расстелила несколько одеял в красной палатке, стоявшей слева от синей, в которой спали они с Финном.
— Но зубы, Эви, — напомнил Никс. — Однажды ты что-то говорила про зубы…
— Да, это странно. Кажется, это было что-то вроде галлюцинации.
Она начала расстегивать полог палатки, знаком велев ему забираться внутрь.
— Они были не то чтобы острыми. Скорее, заостренными. Как у тебя.
Она слегка кивнула, а Никс в панике провел языком по зубам. Он никогда не считал свои зубы заостренными. Это что, правда? Неужели его присутствие в чужом теле уже начало сказываться на нем?
— Тебе пора поспать, Никс. Мы разбудим тебя до рассвета. Потом сможешь идти. Когда встанет солнце — так будет лучше.
— Пошли, приятель. — Финн помог усталому другу встать и довел до красной платки.
Никс представил себе мягкие одеяла, уютно обвивающие его. Он жаждал завернуться в них, но не мог отогнать мысли о туннелях, о том зале, который описывала Эви.
— Но как ты узнала? Откуда ты знала, куда надо идти? — спрашивал он, едва не повиснув на тощих руках Финна.
Зато Эвелин теперь выглядела сильнее, не такой изможденной, как прежде.
— Не знаю, Никс, — шепотом ответила она. — Я просто не хотела умирать. Не знаю, как еще объяснить это. — А теперь иди спать. — Она откинула полог палатки. — У тебя впереди долгий день.
В ответ он смог выдать лишь хриплое «ага». Никс нырнул в темноту, позади раздался звук закрываемой молнии, но неизвестно, успел ли он услышать его до конца.
ГЛАВА 21
Моргана д'Амичи — сука. Моргана д'Амичи — хладнокровная дрянь. Моргана д'Амичи — фригидная невротичная Снежная Королева. Нет, снежная ведьма. Снежная колдунья. Лижущая фруктовый лед принцесса низких температур.
Моргана д'Амичи…
Эльф.
Это слово рассмешило Моргану, и она прижалась лицом к подушке, чтобы никто ее не услышал. Еще даже не рассвело, и все обитатели дома Ивонн д'Амичи, который «немногим лучше трейлера», были еще в постели. Только Моргана вдруг очнулась от тяжелого сна без сновидений и уютно устроилась под своими одеялами, корчась от смеха.
Гребаные летучие эльфы, как выразился Никс. Лучше и не скажешь.
Разве она не должна была чувствовать себя еще хуже, чем возлюбленная девушка ее возлюбленного братца, попавшая в руки злобного резателя по имени Блик, в присутствии которого сама она еще вчера дергалась от ужаса? Хотя нет, исходящее от него чувство опасности ей, скорее, нравилось. Разве она не должна была расстроиться оттого, что Никс не позвонил ей и не сказал, где они встретятся утром? Нет, она ведь знала, что он еще позвонит. А Ивонн, бедная неряха Ивонн, которая цеплялась за успехи своих детей, как и все самоутверждающиеся за счет отпрысков мамаши, которая потягивает холодные чаи «Лонг-Айленд» в «Фабрике спагетти» и выковыривает чеснок из сухариков, «чтобы не испортить дыхание перед встречей с Тоддом»!
