Алексей Атеев - Псы Вавилона
– Обладаю некоторыми познаниями. Приходится много передвигаться, а в дороге мало ли что может случиться.
– Ну вот, ты и проговорился. Передвигается он много! Куда? С какой целью? Диверсии организовывать?!
– О чем вы говорите?
– Я знаю, о чем! Бороду, видишь ты, отрастил! За бродягу сойти хочешь? Сотрудник краеведческого музея! А сбрить бороду да подстричь, глядишь, и проявится белогвардейское мурло. И имя твое вовсе не Всесвятский.
– Но позвольте!
– Что тебе позволить, что?! Вредительством заниматься?!
В тот момент, когда степень допроса, казалось, начала достигать высшей точки накала, дверь кабинета отворилась и на пороге возник человек в полувоенной форме без знаков различия: добротном френче защитного цвета, таких же бриджах, заправленных в щегольские хромовые сапожки. Это был Александр Кириллович Шахов собственной персоной.
– Что тут за шум, Василий Иванович? – поинтересовался Шахов и с интересом взглянул на Всесвятского.
– Веду допрос задержанного, – сообщил молодец с двумя кубарями в петлицах. – Весьма подозрительная личность. Скорее всего связной белогвардейской террористической организации. Все за это говорит…
– Оставьте нас вдвоем, Василий Иванович.
– То есть как?
– Выполняйте, лейтенант!
Молодец нехотя поднялся и направился к двери. У самого порога он оглянулся, словно хотел что-то сказать, но лишь странная двусмысленная улыбка скользнула по его губам.
Шахов уселся на стул напротив Всесвятского, отодвинул в сторону лампу.
– А я ведь сразу вас узнал, Николай Николаевич, – весело сообщил он.
– Не имею чести…
– Да как же!.. Ведь мы с вами встречались. Я, конечно, тогда был несколько моложе. Попробуйте вспомнить.
Теперь свет лампы падал так, что лицо Шахова было освещено хоть и четко, но чересчур контрастно. Одна его половина выступала ярко и отчетливо, другая, наоборот, находилась в тени, так что черты лица выглядели несколько гротесково.
– Лампу, пожалуйста, передвиньте, – попросил Всесвятский.
Шахов исполнил пожелание и тотчас принял свой обычный вид.
– Что-то такое припоминаю, – неуверенно произнес Всесвятский. – Крым, двадцатый год?
– Нет.
– Воронеж, двадцать шестой?
– Опять не угадали. Не буду вас больше мучить. Помните гимназиста? Хутор Мертвячья балка… Археологическая экспедиция….
– Саша?!
– Именно, Николай Николаевич.
– Не может быть! Я считал, что вы погибли. Наводил справки. Сказали: вся семья уничтожена.
– Нет, во время бандитского налета убили только моих родителей.
– Помню телеграмму. Но считал: вы сгинули в годы Гражданской войны. К счастью, нет. Я рад… Просто-таки очень…
– И у меня такое же чувство. Но что вас привело в наш город? Вообще, довольно невероятная встреча. Допрос… Этот кабинет… Мой помощник обвиняет вас в контрреволюции. Как все понимать?
– Недоразумение, исключительно недоразумение. Прибыл в Соцгород в командировку.
– Но что делать здесь археологу?
– Я нынче сотрудник краеведческого музея.
– Ну да ладно. Не буду лезть в душу. Хотелось бы пообщаться в более располагающей обстановке, чем эта темница. Вы, собственно, где остановились?
– У знакомых.
– В каком районе?
– Кажется, он называется Шанхаем.
– На Шанхае?! Почему именно там?
– Так сложились обстоятельства. Гостиница для меня дороговата… К тому же длительное время не видел друзей, приехал, они предложили остаться.
– Но Шанхай пользуется дурной славой… А у нас как вы очутились?
– Можете себе представить, вышел под вечер на улицу, решил, знаете ли, прогуляться. Тут два хлопца хвать меня под белы ручки…
– Да, на Шанхае проводилась облава. Уголовный элемент совсем распоясался…
– Возможно. Не понимаю только, меня-то арестовали на каком основании? Документы в порядке, на уголовника я как будто не похож. Да ведь меня и не в уголовщине обвиняют, а в гораздо более тяжком преступлении. Ваш подчиненный толковал про некую контрреволюционную организацию… Называл меня связным…
– Это он, конечно, хватил. Приношу извинения.
– И какова моя дальнейшая судьба?
– Помилуйте, Николай Николаевич, мы же не гунны. Вы свободны. Сейчас я распоряжусь. – Шахов снял трубку внутреннего телефона. – Федотова ко мне. – Появился давешний молодец. – Вот что, Василий Иванович. Товарища Всесвятского я давно и хорошо знаю. Ему можно полностью доверять. Поэтому приказываю его немедленно освободить. Все ясно?
– Но, товарищ майор…
– Никаких «но»! Под мою личную ответственность.
– Слушаюсь. – Лейтенант исподлобья взглянул на Всесвятского, и во взгляде этом, кроме неприкрытой насмешки, тот прочитал явственное удовлетворение, словно некая намеченная цель была достигнута.
Шахов и Всесвятский вышли из здания управления и остановились во дворике. Стояла глубокая ночь.
– Тишина-то какая! – с мечтательными интонациями в голосе заметил Шахов.
– Какая же это тишина? – отозвался Всесвятский, прислушиваясь к ровному гулу от тысяч работающих механизмов, узлов, агрегатов. Гул этот переходил в некий ритм, сродни музыкальному. Словно громадный оркестр исполнял современную индустриальную мелодию, протяжную и монотонную, но одновременно завораживающую своей мощью и глубиной.
– А мы и внимания не обращаем, – задумчиво произнес Шахов – Привыкли.
С горы был хорошо виден весь промышленный гигант, сверкающий миллионами огней, мерцающий вспышками электросварки, озаряющий полнеба всполохами огня от разливаемого в ковши расплавленного металла.
– Грандиозно! – воскликнул Всесвятский, и непонятно было, чего в голосе больше: восторга или иронии. – Триумф индустриализации!
– Да, впечатляет, – отозвался Шахов. – Такое ощущение, словно завод стоит на этом месте века, а ведь всего несколько лет назад здесь была голая степь и почти полное безлюдье. Все это содеяно руками людей… Наших советских людей! – с пафосом добавил он.
Всесвятский промолчал.
– Вы как будто не согласны? – В голосе Шахова послышалась чуть заметная настороженность.
– Отчего же? Согласен. Но какой ценой воздвигнут этот молох и какими методами? Насилием и рабским трудом.
– Неправда, – запальчиво сказал Шахов. – Энтузиазм тоже имеет место. Трудовой порыв…
Он оборвал свою речь, достал из кармана расстегнутого френча пачку дорогих папирос «Герцеговина Флор».
– Угощайтесь, Николай Николаевич.
Оба закурили.
– Куда сейчас? – поинтересовался Шахов.
– Не знаю. Наверное, на Шанхай.
– Далековато. Общественный транспорт уже не работает. А пешком заблудитесь с непривычки. Да и не советую ходить по ночам. Народишко здесь тертый, а ваш саквояж привлекает внимание. Может, переночуете у меня?
