Брайан Ламли - Демогоргон
Хумени кивнул.
— Да, он проявил слабость. И только благодаря ТЕБЕ. Ему так хотелось привлечь тебя на свою сторону, что мне удалось застичь врасплох и в конце концов убить его. Должен поблагодарить тебя за это.
— Я видел, как вы убили его, — отозвался Трэйс. — Но это была чистая смерть. А ведь смерть этих двоих такой не будет, верно? Да и моя тоже.
Хумени переключил свое внимание на других своих сыновей, и Трэйс был рад хоть ненадолго оторваться от его горящих глаз.
— Эти двое, — сказало чудовище, — всего-навсего пища. Топливо, которое даст мне возможность прожить следующую жизнь. А вот ты… кто знает, что ждет впереди? И ты сейчас скорее всего думаешь: "Верно! Но и тебя кое-что поджидает впереди! ", да? Неужели ты считаешь, что мне неизвестно, какие козни они против меня строят? Известно! Но неужели ты думаешь, что все они — все эти твои «друзья» — Гоковски, Гальбштейны и иже с ними — представляют, с чем имеют дело? Им только это КАЖЕТСЯ… Я презираю их, и отец МОЙ не простит этих глупцов, хотя они просто не ведают, что творят!
— Ваш отец — дьявол! — взорвался Трэйс. — А слова ваши — чистое богохульство. Теперь мне понятно, что значит это слово. Я никогда не был набожным человеком, но теперь стал им. Если раньше вы еще могли вводить меня в заблуждение, то теперь я стал верующим, и вы потеряли меня.
Хумени рассмеялся и смех этот был подобен льду, крошащемуся на чувствительных к холоду зубах.
— Что? Потерял тебя? Глупец! Как же ты можешь по-настоящему поверить в моего отца, не уверовав сначала в Него? Нет, я вовсе не потерял тебя, Чарльз, напротив — я обрел тебя!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Трэйс открыл было рот, но не смог произнести ни слова.
— Я… — наконец выдавил он, — … я…
— Ничто на свете не является тем, чем кажется, сын мой, — снова рассмеялся Хумени. — Ты говоришь о победах и поражениях, но, когда колесо вращает сам сатана, выпадает только «зеро»! Помни об одном: ничто не является тем, чем кажется. Выиграть — это обрести все, что презираешь, а проиграть означает лишиться всего, что тебе дорого. И как же в таком случае можно выиграть? Неплохая загадка, а? Есть над чем поразмыслить. Но, прежде чем попытаться измерить всю ее глубину, ты должен осознать мою силу!
Он сбросил свое одеяние и предстал обнаженным… И если у Трэйса до этого оставалась хоть тень сомнения, она тут же развеялась, как пламя задутой ветром свечи. Перед ним был сатир. Наконец Пан усмехнулся, лицо его озарилось лукавой улыбкой, затем он протянул руку и привлек Трэйса к себе.
— Так значит Каструни назвал меня лишь наполовину человеком, да? — Его голос булькал как кипящая смола. — Знай же — он ошибался. Во мне вообще нет НИЧЕГО человеческого, Чарльз! Ты должен наконец уяснить, что присущий тебе образ, и мне самому и всем мне подобным просто мерзок! Ведь ты создан по отвратительному подобию моего Извечного Врага. А то, что ты сейчас видишь перед собой, это… ЭТО — настоящая красота. Взгляни на меня.
Разве ты не чувствуешь, как она слепит тебя? Что, ты испытываешь отвращение?
Поначалу я тоже испытывал его — но теперь ощущаю лишь могущество!
Трэйс боролся с собой, яростно сопротивлялся и, наконец, победил. Он отвернулся. Очевидно удивленный этим, Хумени опустил руки.
— Как? Ты отвергаешь меня? Ты осмеливаешься считать меня ниже себя? Но я никому не позволю так пренебрежительно к себе относиться. — Он, ковыляя на омерзительных ослиных ногах, приблизился к ‘’братьям’’ и распахнул надетые на них халаты. — Смотри, видишь знаки?
Правая нога грека от бедра до лодыжки поросла грубой черной шерстью, а у турка слева из подмышки торчала женская грудь с большим соском.
Трэйс вздрогнул и отшатнулся, но Хумени, заметив это лишь разразился хохотом.
— Да, это тоже знаки, отметины дьявола — но истинный знак носишь именно ты, Чарльз!
В этот момент левую ногу Трэйса вдруг пронзила острая боль. Он вскрикнул, пошатнулся и оперся рукой на стену, чтобы не упасть. И сразу понял, что боль эта на него наслана, что Хумени захватил контроль над ним именно тогда, когда он уже был уверен, что победил.
— Ну как, чувствуешь мою власть? — насмехалось над ним чудовище. — Или по-прежнему считаешь, что меня можно одолеть? Тогда позволь я тебе покажу еще кое-что. Ну-ка, сын мой — на парапет!
Трэйс потряс головой и попытался было отдать своему телу приказ не шевелиться. Но тут его прошиб обильный пот, а тело отказалось подчиняться! Он взобрался на узкий каменный парапет, сначала встав на него коленями, а потом медленно выпрямился во весь рост. Его правая нога твердо упиралась в камень, зато левая ужасно дрожала. Теперь он стоял в нескольких дюймах от бездны и, осознав это, в страхе покачнулся.
— Нагнись, — велело чудовище, — и посмотри вниз!
Трэйс попытался было отрицательно покачать головой, но власть Хумени над его телом уже стала абсолютной. Внутренне он отчаянно вопил "Нет! Нет! ", но тело его тем не менее упорно наклонялось вперед. Далеко внизу сверкала водная гладь, а невидимое притяжение как будто все больше и больше негодовало на вызывающее положение тела Трэйса.
— Еще! — рявкнул Хумени.
Трэйс склонился над бездной еще ниже… и почувствовал, что начинает падать в нее! Хумени поймал его за левую руку, оттянул назад, покачал его как маятник из стороны в сторону, наконец развернул к себе лицом, и тут у Трэйса подкосились ноги. Он мешком повалился с парапета на каменные плиты балкона, разрыдался и даже обмочился от пережитого ужаса.
Хумени снова оделся, накинул капюшон и направился к выходу. Уже в дверях он остановился и ткнул в Трэйса пальцем.
— Будешь теперь противиться мне! Лежи здесь в собственной моче и спи. А вечером мы посмотрим и увидим то, что увидим.
И снова Трэйсу не оставалось ничего иного, как подчиниться ему…
Сознание вернулось к нему вместе с поднимавшейся от воды вечерней прохладой, когда небо стало темнеть, и на нем начали появляться призрачные, подмигивавшие, как белые светлячки, звезды. Разбудили его торопливые шаги по каменным плитам и стук в дверь. Обитель стала оживать; Хумени со своими людьми снова принялся готовиться к отъезду.
Последним по ступеням на площадку, где в свете первых звезд стояли машины, поднялся сам Хумени следом за тремя спотыкавшимися зомби, которых он называл своими сыновьями. Ужасающая сила чудовища заставила их встать и пойти, хотя Трэйс отлично знал, что только один из них — а именно он сам — был вообще способен ходить. Но несмотря на неуверенную как у вдрызг пьяных людей походку, его «братья» ухитрились подняться по пологим ступенькам на площадку, где им и Трэйсу помогли залезть в лендровер.
