Петр Катериничев - Корсар. Наваждение
«А первый шел вперед, не зная броду… и на воде оставил лишь круги…» Первые на то и первые, чтобы становиться героями. Посмертно. Как дальше у классика? «А тот второй, что шел за первым следом, не утонул, и шеи не сломал, и путь прошел, и возвестил победу, и первым стал, и встал на пьедестал…» Игнатов снова улыбнулся, присел на подножку фургона, в каком-то абсолютно ребяческом настроении, только что ногами не болтал, вынул из кармана специальный стаканчик и игральные кости, встряхнул, бросил. Так и есть: все пять легли – шестерками вверх. «Тузовый покер».
– Везет? – услышал генерал вопрос, поднял глаза и замер, чувствуя, как кровь отлила от лица, сделав кожу пористой и белой… Он словно увидел себя со стороны: иссиня-бледный субъект с красными ободками вокруг век. Ответил, с трудом двигая челюстью, ее словно свело:
– С утра – везло…
– А сейчас как?
– Пока… не знаю. – Игнатов скосил глаза на выпавшие кости, понизив голос, вымолвил не подобострастно даже и не обреченно, а с той фатальной покорностью, которая отличает людей… как безрассудно смелых, так и просто – безрассудных: – Как скажете.
Отчего-то он вдруг вспомнил про «число зверя», что составляет сумму всех цифр рулетки, но додумать, к чему сейчас пришла эта мысль и какая связь между рулеткой и костями, – не успел. Как не поднял более взгляда на говорившего. Только услышал:
– Везет в этом мире не всем, не всегда и не во всем.
Пуля, выпущенная из заботливо укрытого пламегасителем ствола со скоростью семьсот пятнадцать метров в секунду, вошла в рот и вышла, проломив затылочную кость. Генерал Игнатов завалился на бок, так и не узнав, повезло ему именно сегодня или – нет.
Глава 41
Русские слова – все вместе и каждое в отдельности, метки, поэтичны и многозначны. Именно многозначны. Без ложной многозначительности.
Таково и слово «везёт». Никому ведь не нужно пояснять – кого, куда, зачем, почему… «Улыбка фортуны» и русский «авось» – это другие оттенки простого «везёт». Но… часто мы слышим и воспринимаем даже не живую речь – а те понятия, фальшивые, ложные, гнилые, которые пытаются вложить нам в сердца иные люди, «озабоченные» нашим «просвещением» и приобщением к «цивилизации».
На Корсара навалилось как-то все и сразу. Первым делом он прошел через лес туда, где Сашка Буров оставил свой «лендровер», но никакой машины не обнаружил. Что сталось с самим Буровым, Корсар старался не думать. Сейчас стоило о многом не вспоминать. Вообще. Как не вспоминать прикосновение губ Ольги к своей щеке, ее толчок, свое падение в подвал, ревущее пламя там, наверху… Она хотела его спасти. Она хотела, чтобы он остался. Значит… Он должен завершить всё. А что до… Корсар сунул руку во внутренний карман летного реглана, вынул массивный портсигар с надписью: «Мите – с любовью. О. Б. Август, 1912 годъ». Золото с инкрустацией металлом и бирманскими рубинами. Фаберже. Век назад? Подарено – да, сделано – раньше. Корсар вздохнул и – снова уложил подарок во внутренний карман реглана.
Кто же он на самом деле? Митя Корсаков или Дмитрий Корсар? Или – это не важно здесь и сейчас? Ведь он помнит и свое детство, и… все остальное… И что для него реальнее сейчас – война с наркоторговцами, путешествия и переезды, книги, выступления или же – сны, похожие на галлюцинации и реальные, будто все было вчера? Ученые давно подобрали всему соответствующие названия и термины: «рефлексирующее сознание», «игры разума», «воспоминания о будущем», «патологическая интуиция», «сверхчувственное восприятие», «опережающее отражение действительности», «континуум пространства – времени», «генная память»…
И – что? Названия подобрали, объяснить ни наваждений, ни прозрений, случавшихся во все века, – не смогли. И не смогут. Если только поэты… «Все было, все – прошло… каким-то летом». И в летописи не внесено. И – не будет. И что ему, Корсару, до того? «Артиллеристы, зовет Отчизна нас…» А значит, как констатировали древние: «Делай, что должно, и будь, что будет».
Корсар тряхнул головой. Чувства, эмоции, словно застыли в нем, вымерзли, как вода на луже после ноябрьских заморозков: ледком до грунта. Он довольно быстро сориентировался, АКСУ упаковал в непрозрачный сверток, вышел через лес на уже оживленную теперь трассу, поднял руку, голосуя. Тормознул рейсовый автобус-межгород, явно собирающий припозднившихся после воскресенья дачников, – шел он откуда-то из Козельска, был полупустой и – чего ж не подработать сотню-другую? Водила рассуждал здраво: оно, конечно, деньги и небольшие, но реки из ручейков, тысячи из сотенок, так и проживешь потихоньку. Раз бог ума не дал – украсть в свое время что-то по крупному.
Часам к десяти пополудни Корсар добрался до Теплого Стана, естественно купив в переходе объемную спортивную сумку, в которую и опустил завернутый в пакет «калашников». Вышел к автостанции, где оставил «харлей»; там и места в отстойнике было достаточно, чтобы приютить мотоцикл. Да и не только приютить, но и присмотреть, и поставить так, чтобы и ненароком, и намеренно зацепить сие средство передвижения и произведение искусства нельзя было: в зарешеченном сеткой-рабицей ангаре. Не поленился Корсар озадачить очень крутой денежкой и охранников, и дежурную-диспетчера, и милицию: всё, впрочем, вполне «вписывалось»: мотоцикл – дороже иных «мерседесов» стоит. Тогда же и объяснил все всем понятно; никто с него объяснений не требовал, клиент платит – клиент прав, нехитрую эту мудрость работники сервиса да и не только давно усвоили. На сам Корсар понимал: у людей не должно оставаться щемящих вопросов и вялого любопытства там, где… оно ему не нужно.
Объяснил: дескать, на пикник намылился, где собрался «и водку пьянствовать, и безобразия нарушать», так что не сам за рулем, а друг его отвезет… То, что денег много отвалил «за сохран», тоже никого не удивило: у богатых – свои причуды, да и известно: автолюбители за свою машину, особенно которая редкая, дрожмя дрожат и где ни попадя никогда не бросят, а уж мотоциклисты, те вообще – на мотоциклы свои только что не молятся. А иные, наверное, и молятся.
Так что нашел Корсар своего (а вернее, Ольгиного) «железного коня» там, где оставил, заботливо укутанного сверху казенным брезентом (как он и просил, за дополнительную плату). Вообще-то, знай охоронцы, что в притороченной к багажнику сумке – два с половиной миллиона евро и прочий хлам, а пиво – только сверху, для антуража, то и двухколесного друга угнали бы, и хозяину по кумполу наварили – не из злобности, а – чтобы забыл все, про все и – навсегда. Такая уж это сумма… ломовая.
Корсар сбросил брезент, покопался для виду в моторе, в сумке, взял малую толику денег – столько, чтобы купить подходящую тачку с ходу и не торгуясь; добавил всем сторонам «за присмотр», зачехлил средство передвижения брезентом, попросил, протягивая смотрителю и охраннику в форме деньги и прихлебывая пиво из извлеченной из сумки багажника банки, не пьянства ради, а для достоверности, чтобы покопаться никого не потянуло; да и не потянет: он озадачил, как и накануне, «денежкой», троих, так они и друг за дружкой посматривать будут, чтобы в случае чего – денежку от хозяина получить дополнительную.
