Елена Таничева - Злая кровь
2
Гретель задумчиво накручивала на палец кончик длинной каштановой косы.
— Я никак не могу привыкнуть к тому, что у меня темные волосы, — жалобно сказала она.
— Можно перекраситься, — улыбнулся Гензель. — Я тебе говорил: натуральные блондины встречаются все реже, а найти взрослую девушку со светлыми волосами и красивую, да еще чтобы был повод ее обратить, не испрашивая разрешения у Князя… Невыполнимая задача.
— Ты мог бы найти такую девушку, соблазнить ее, притвориться, что влюблен, что жить без нее не можешь, обмануть Князя…
— Не мог. Мне пришлось бы проводить с ней много времени. Я бы не выдержал и убил бы ее. Эту я терпел не так уж долго. И у меня были важные занятия… Я готовил ритуал… А улаживания — это слишком. Я и встретил-то ее случайно: услышал, что любимчики Князя собираются повеселиться на Новый год, и предположил, что веселье завершится вопиющим нарушением закона. А ведь оплотом Закона был я! Глупейшего из всех Законов…
— Ты так и не смог притерпеться к тому, что бессмертные больше не имеют права убивать столько смертных, сколько захочется? Бедненький. Представляю, как ты страдал.
— Не представляешь.
— Да, наверное, не представляю… Все никак не могу осознать, что прошло два века. Автомобили, самолеты, невероятные многоэтажные постройки — и ты среди всего этого… Все тот же ты… Очень странно. А почему ты так долго ждал?
— Князь, которого ты так неудачно попыталась сместить, подозревал меня. За мной следили. Я не смог бы обратить Птенца. Потом к власти пришел Прозоровский. Но он мне тоже не верил. Я пытался обмануть его, убедить, что я безобиден, слаб. Я старался стать самым верным слугой нового Закона. И все же он меня подозревал. Я это чувствовал. Он ведь не глуп. Силен и не глуп. Хоть и слишком мягкосердечен. Когда случилась революция, и Прозоровский со своими Птенцами бежал, знаешь, кто захватил власть? Семен. Опричник. Чудовище. Я тоже подумывал сбежать. Но боялся, что не смогу вернуть твою душу в другом месте. Не там, где она рассталась с телом. И я снова ждал… Пока не настал благоприятный момент. Сама судьба послала мне эту девку. Достаточно красивую, чтобы стать твоей оболочкой. Достаточно глупую, чтобы безоговорочно мне верить.
— Безоговорочно тебе верить — это не глупо. Я тоже безоговорочно тебе верю.
— Ты меня знаешь, а не просто веришь мне. Просто верить кому бы то ни было — глупо.
— Возможно. Как ты думаешь, нам долго придется здесь сидеть?
— Пока о нас не забудут. Сейчас забывают быстрее. Слишком много событий, слишком легко достается информация, слишком много причин для переживаний… Года три — и мы уедем куда-нибудь, где еще не были. Сейчас в мире много мест, где можно устроиться с комфортом. А пока потерпим.
— Мне все же жаль тех столетий, которые я не прожила…
— Тебя утешит, что я тоже их не прожил? Без тебя — это была не жизнь.
— А я будто летела сквозь туман, летела и летела, долго… Но все же не сознавала, что аж два столетья.
А потом меня позвали. Нежно, как мама звала. «Гретель, вернись! Я жду тебя! Гретель, вот твой новый дом… Вернись, Гретель…»
— Это нужно было для заклятья. Чтобы твое новое вместилище само тебя позвало… По доброй воле. Она была такой самоуверенной дурочкой! Никогда не сомневалась, что я люблю ее и все для нее сделаю. Мне легко было обмануть ее и заставить заучить слова на том языке, который звучал над твоей колыбелью. Это очень важно: язык, на котором говорят над колыбелью…
Гретель улыбнулась и теснее прижалась к брату.
3
Местом для проведения ритуала они выбрали все ту же полянку в начале ведьминой тропы, где начинало действовать заклятие Гензеля. Если завесу удастся разрушить, то именно отсюда проще всего будет добраться до «пряничного домика».
Помимо молока и меда вампиры купили в супермаркете большую глиняную салатницу. И теперь Филипп, поставив посуду на землю, вылил в нее пакет молока, потом баночку меда, а потом прокусил собственное запястье и позволил крови стечь в ритуальную чашу, окрасив бледно-золотистое кушанье в нежно-розовый цвет.
— Откуда вы знаете, что нужно делать? — спросил Лоррен.
— При дворе был человек, посредник между людьми и эльфами, — тихо сказал Филипп, пока его кровь лилась в чашу. — Не думаю, что ты помнишь его. Номинально он занимал какую-то совершенно незначительную должность, но на самом деле его обязанностью было хранить это знание — суть договора с фэйри и способ связаться с ними. Это знание передавалось из поколения в поколение, от отца к сыну, или к ученику, если у хранителя не было сыновей. Когда пришло время, хранитель поведал нам с Луи эту тайну. Не помню, когда все произошло, но Луи уже точно был королем… Да, и пожалуй, Мазарини к тому времени уже умер.
— И как вы…
— Тш-ш, не мешай мне. Я должен буду произнести истинное имя фэйри, чтобы он явился на зов, но прошло слишком много времени, я вообще не уверен, что вспомню его.
Филипп лизнул ранки на запястье, останавливая кровь, и произнес слова зова, завершив его труднопроизносимым звукосочетанием, которое, видимо, и было истинным именем фэйри.
Ничего не произошло.
Несколько мгновений все трое напряженно ждали, вглядываясь в темноту.
— Не получилось? — с надеждой спросил Лоррен.
В ту же секунду среди деревьев вспыхнула крохотная яркая звездочка, стремительно пронеслась им навстречу, описала круг, а потом вдруг опустилась на край салатницы с приготовленным подношением. И оказалось, что это маленький человечек с крылышками, ростом всего лишь с ладонь, изящный, тонкий и гибкий, одетый в серебристые штанишки и курточку, словно сошедший с книжной иллюстрации. Маленький фэйри с любопытством поглядел в салатницу, потом опустил туда крохотный пальчик, с удовольствием облизнул его и улыбнулся, на миг явив на свет острые зубки.
Вампиры смотрели на это чудо в немом изумлении.
Маленький фэйри снова поднялся в воздух и завис перед лицом Филиппа.
— Зачем ты звал мою госпожу? — спросил он на вполне сносном французском. — Ты не человек.
— Я Филипп, герцог Орлеанский, — сказал принц, — сын короля Людовика Тринадцатого и королевы Анны Австрийской. У твоей госпожи долг передо мной.
Маленький фэйри отпрянул в сторону и рассмеялся, словно зазвенел крохотный колокольчик.
— Ты не человек, — повторил он, — и ты уже не принц французский, ты просто нежить, мертвец.
— Мое имя есть в договоре.
— Договор расторгнут.
— В свое время мой отец исполнял его, как полагалось, и он вправе рассчитывать, что сидхэ исполнят свою часть.
