Сергей Гомонов - Сокрытые-в-тенях
Понимая, что проигрывают, истинные хогморы отступили. К тому времени хогмор совести был уничтожен, а хогмор священного дерзания и познания мира — сильно искалечен. Выжившая четверка нырнула в Серебряный океан, точно зная, что вскоре им придет смерть, ибо в отсутствие людской верности не было бы им жизни.
Четверым оставшимся ничего не оставалось, как измениться, приспособиться под обстоятельства. Без пятого составляющего и сами они были уже не прежними.
Хогмор мудрости предложил выход: принять облик людей и, сделав вид, будто согласны с условиями игры, постепенно, за много веков, выправить этот новый мир настолько, насколько возможно.
Вскоре не поддающиеся никаким законам дикари были вытеснены к краю континента Кирранот и стали кочевниками. О них почти забыли, бросив на произвол судьбы. Никто не сунулся на истерзанную Рэанату: для ее озверевших жителей обратного пути не было, все они возили на себе самых кошмарных чудовищ, какие только могли присниться укушенному заразным москитом. Историки предполагали, что первый, самый первый выродок увидел свет именно таким образом, когда людей стало слишком много, а как следствие стало много и болезней — телесных и душевных. И они всё множились и множились — люди, болезни, чудовища… люди, болезни, чудовища…
Хогморы ввели суровый контроль над численностью населения. Хогмор любви повысил свое влияние в сфере дружеской и духовной привязанности и ослабил — в сфере плотской, межполовой, чреватой страстями. Вскоре войны, даже локальные, прекратились.
Прежде Обелиск существовал только на континенте Рэаната, но теперь добраться до него было невозможно. И там, в замке правителя, отныне называвшегося Цитаделью Павшего, навсегда остался амулет хогмора совести, благодаря которому тот мог не только скользить по вселенным, но и обращать к себе людей из всех мирозданий. Этот амулет дополнял четыре остальных. Помещенные в одном Обелиске, они могли бы обеспечить своим хозяевам проникновение во все существующие миры и восстановить нарушенное равновесие Ам-Маа Распростертой.
Хогмор долга воздвиг точные копии Обелиска на территории своего государства, у самых границ, однако точны они были только снаружи. Внутри башни непредсказуемы, как люди. Они впускают отныне не только хогморов или души умерших, но и живых людей, многие из которых теряются в лабиринтах и навсегда остаются пленниками Междумирья. За это его прозвали Обелиском Заблудших.
— Каждый из хогморов хотел бы, чтобы амулет погибшего хогмора — а значит, и его влияние на людей во всех мирах — снова оказался вместе с остальными, — женщина поднялась, прислонила к креслу свой инструмент и приблизилась к Айнору, изрядно пораженному теми картинами прошлого, которые она ему показала в просвете между деревьями. — Хогмор дерзания готов ради этого развязать новую войну и отобрать амулет силой. Но это будет началом конца. Чудовища Рэанаты расплодились в огромном количестве и их победа над незваными гостями — лишь вопрос времени. Пока обратный материк отрезан от остального мира океаном Тьмы, этого не произойдет. Но только мертвый устоит перед натиском лживых хогморов Рэанаты. Пусть люди, утратившие влияние хогмора совести, уже не те, что были прежде, но сейчас они хотя бы не становятся хуже. Война превратит их в чудовищ и, возможно, с оставшейся четверкой будет покончено. А ведь ты знаешь уже, что бывает в мире, где истинные хогморы подменены человеческими извращениями!
— Я знаю? — удивился Айнор. — Но как?
— Частично, — собеседница провела рукой по его лицу. — Вы ведь уже проходили Дуэ в этом Обелиске. И будь уверен: Дуэ существует, но только его жители еще не догадываются, что обитают в Дуэ, а если кто и понимает это, то ума не приложит — отчего. Дуэ — это мир, лишенный истинных хогморов, Айнор!
13 часть. И сквозь миллиарды лет…
Следователь Долинцев взглянул на часы. Было уже семнадцать минут девятого. Двери лифта разъехались, выпуская его на темную площадку. Долинцев вздохнул: ему постоянно везло на подъезды, лампочки в которых были выкручены или разбиты. Пришлось доставать мобильник и подсвечивать номера квартир дисплеем. В ноябре светает поздно…
Слева от лифта друг напротив друга находились двери двух квартир. Номера не совпали, и следователь двинулся вправо — к металлической двери, ограждавшей тамбур. Белой краской по металлу с одной стороны от входа, прямо над звонком, было выведено «54», а с другой — «55», но звонок протянули дальше, на стену, почти над ступеньками. Долинцев сдвинул телефон, убрал его в карман и уверенно позвонил в пятьдесят пятую.
Замок в квартирной двери щелкнул.
— Кто? — спросили женским голосом.
— Хотелось бы побеседовать с Зулаевой Айшет Султановной! — сказал следователь, заготавливая удостоверение.
Дверь открылась, выпуская из плена свет тамбурной лампочки. На пороге стояла молодая женщина с большими печальными глазами. «Она и есть!» — мелькнуло в мыслях Долинцева, и он тут же вспомнил фотографию из паспорта, где совершенно точно была изображена эта дама очень и очень неславянской наружности.
— Здравствуйте, моя фамилия Долинцев. Владислав Сергеевич Долинцев, — он предъявил «корочки» ничего не понимающей хозяйке. — Я следователь районной прокуратуры…
Зулаева захлопала ресницами, переводя сонный взгляд с визитера на его документы и обратно.
— Мы можем пройти для разговора, — Долинцев кивнул на дверь квартиры, — в помещение?
— А… конечно! — с акцентом ответила Айшет. — А зачем вы пришли? Разве я что-то сделала?
— Паспорт ваш найден. С фотографией, пропиской. В домоуправлении подтвердили: регистрировали такую…
Они вошли в квартиру, маленькую и давно не видевшую ремонта. Все верно, паспортистка сказала, что Зулаева квартиру эту снимает, а прописалась временно, для устройства на работу.
Лицо у Айшет было крупным и тяжелым, тело — слишком длинным, а руки и ноги — коротковатыми. Врачи переполошились не зря: по их заверениям, сбежавшая пациентка была девочкой миловидной, изящной, с ладной фигуркой и точеным личиком. Как они не заметили разницы при оформлении в стационар, не понимал никто.
— А я его ищу-ищу! — ахая и прикрывая губы пальцами, воскликнула Айшет. — Весь дом перерыла!
— При каких обстоятельствах…
— Проходите, проходите! Чувяки не снимайте, я пол еще не мыла сегодня!
Долинцев посмотрел на ее ноги. Зулаева была в толстых вязаных гольфах и смешных войлочных тапках, какие носят старухи.
