Барбара Хэмбли - Путешествие в страну смерти
— Мистер Кароли!
Если бы не семнадцать полных неожиданностей лет на службе ее величества, Эшер бы замер на секунду, пережив смятение и шок: Лидия??? — и драгоценная секунда была бы потеряна. Он уже знал, что это ее голос, делая два длинных шага и обрушивая алебарду на шею Кароли. Лезвие легло плашмя, австрияк обернулся, пуля выщербила штукатурку за спиной Эшера. Джеймс повторил удар — и опять неточно. Осиновое древко угодило Кароли в висок.
Барон опрокинулся навзничь и, выронив револьвер, ухватился за древко алебарды. Каждый тянул оружие на себя — и тут появилась Лидия (вне всякого сомнения — Лидия!) с тяжелым бронзовым подсвечником в руке, который она изо всех сил опустила на позвоночник венгра. Тот охнул, согнулся, и Эшер, ударив его для верности ногой под ребра, нагнулся и подобрал револьвер. Лидия тем временем отпрянула на безопасное расстояние и стояла теперь, тяжело дыша. Рыжие волосы ее были растрепаны, и она напоминала взъерошенную русалку в рваном вечернем платье и длинных оперных перчатках. На шее мерцала серебряная цепочка.
Кароли перевернулся на спину, задыхаясь, поднял руки:
— Мой дорогой доктор Эшер… — Отсветы огня, рвущегося из окон византийского дворца, проникали во двор через арку. — Вы ведь и сами знаете, что не станете в меня стрелять… — Он произнес это почти с удивлением. Выражение лица его было как тогда, на вокзале, откуда Джеймса уводили при нем в венскую тюрьму.
Это была игра. Большая Игра.
Барон был одет, как рабочий, и весь перемазан кровью и грязью. Темные волосы липли ко лбу. И все же держался он так, словно на нем и сейчас гусарский мундир.
«Он пуст, — сказал Олюмсиз-бей. — У него ничего нет внутри…»
— Это дурачье сломало холодильную установку, — сообщил Кароли. — Я слышал, как они там задыхались внизу. Усыпальница заполнена аммиаком, лестница — тоже. Но я знаю другой путь.
— Это правда? — спросил Эшер.
Лидия кивнула. В отсветах пожара волосы ее казались особенно рыжими, стекла очков отражали пламя.
— Мы еле прошли там — Исидро и я. Он закрыл мне лицо своим плащом… — Взгляд ее остановился на том, что лежало на первых ступенях лестницы, — и Лидия замолчала.
— Вам не выбраться наружу без моей помощи. — Кароли позволил себе немного опустить руки. — Скажу больше: судя по вашему виду, вам вообще никуда отсюда не выбраться. Толпа уже убила двух слуг Бея. Мы видели их тела в переулке. Вас тоже примут за кого-нибудь из них.
— А вас нет?
Он сделал удивленные глаза.
— Кого? Меня? Ну, вы плохо меня знаете.
— Это он поднял мятеж, — тихо сказала Лидия. — Вместе с чужаком.
— Какая чепуха, мадам! Армяне только и ждали повода к новому восстанию. — Барон повернулся к Эшеру с кривой ухмылкой. — Патовое положение, как видите. И соображайте быстрее, а то через несколько минут будет поздно. По крайней мере я смогу спасти вашу жизнь и, что еще важнее, жизнь вашей жены.
Эшер сознавал, что Кароли прав. С каждым мгновением ему становилось все хуже и хуже: ребра пронзала боль, руки и ноги холодели. Страшно было подумать, что толпа может сделать с Лидией…
— Идемте. — Кароли протянул ему руку. — Будем считать это временным оборонительным союзом. Наши державы поступали так сплошь и рядом. Вы ведь не можете обвинить меня ни в чем таком, чего бы не совершали сами. Вы делали то же, что и я, причем по тем же самым причинам.
— Да, — сказал Эшер и снова увидел ту парижскую шлюху и нищего, которым он тогда не помог, Крамера, засмеявшегося, услышав, что неплохо бы ему разжиться серебряным распятием в Нотр-Дам; изуродованное тело чеха-проводника; Фэйрпорта, умирающего во дворе своей горящей лечебницы. И наконец — неверящие, непонимающие глаза Жана ван дер Плаца. Мир для Джеймса съежился до размеров красивого мужественного лица Игнаца Кароли. Как? Неужели всего три недели назад он увидел это лицо на вокзале Черинг-Кросс?…
— Да, — сказал Эшер. — Вы правы. Потому-то я все и бросил.
И он выстрелил Кароли в голову.
Ему почудилось, что Лидия оказалась рядом чуть ли не в момент выстрела. Она схватила его за руки — и ребра снова пронзила боль. Эшер пошатнулся, уткнувшись губами в лицо жены:
— Лидия…
— Господи, Джейми…
Ему показалось нелепым спрашивать о том, как она здесь очутилась. «Исидро», — подумал Джеймс. Лидия отстранилась и подбежала к простертому на ступенях вампиру.
— Симон…
Скелетоподобная рука шевельнулась.
— За ними… Поспешите за ними… За Чарльзом и чужаком.
— Вы…
— Со мной все будет в порядке…
Она уже отрывала жгут от его залитой кровью рубашки, явно собираясь делать перевязку.
— Не будьте смешным, вы не можете…
— Пуля прошла навылет… Какое-то время я буду болеть… серебро… жжет… — Вампир поднял голову, откинул длинные волосы с окровавленного лица. Эшер взглянул — и ужаснулся. Определенно, год назад дон Симон выглядел по-другому. — Идите… — Он зажал рану, сквозь тонкие пальцы выдавилась кровь. — Оба должны умереть. И человек, и вампир, с которым он заключил сделку. Это придется сделать вам, сударыня, — еще тише добавил дон Симон. — Ради этого я и пришел сюда с вами…
Эшер подобрался к ближайшей арке, где было светлее, и проверил барабан револьвера. Осталось четыре патрона, все пули — серебряные. Хотел сказать Лидии: «Останься с ним», — но крики и грохот грянули совсем рядом. Обезумевшая толпа приближалась. Поэтому Джеймс сказал:
— Иди за мной.
Однако лестницу он сумел одолеть лишь с помощью Лидии.
В коридоре пахло кровью и падалью — как на бойне. Дверь в бывшую тюрьму Эшера была открыта, и он ступил через порог, опираясь на плечо жены и держа револьвер наготове.
В помещении стояла тишина. Несколько уцелевших ламп бросали отсветы на клейкие черные лужи.
Кровь пропитала ковры, она стекала в плавящийся лед; ею были забрызганы стены и диван. Пытаясь унять сердцебиение и накатывающую дурноту, Эшер сделал еще один шаг к месту недавней битвы.
То, что лежало в луже крови подобно поверженному дракону, было еще недавно Олюмсиз-беем. При таком освещении Эшер не мог рассмотреть все подробно, но, кажется, горло Мастера было вырвано, а внутренности лежали вперемешку с намокшим шелком одеяния. В трепетном тусклом свете глаза его казались живыми. В руке он все еще сжимал черный от крови кинжал с серебряным лезвием. Чуть поодаль лежал Эрнчестер. Сквозь прорехи в располосованном пальто чернели страшные дымящиеся раны, несомненно, нанесенные кинжалом Бея.
— Чарльз — тихо сказал Эшер.
Эрнчестер шевельнулся. Не в силах говорить, он судорожно приподнял руку, словно предостерегая.
