Анна Барбольд - Старинные английские готические новеллы
Видо придерживался того мнения, что волынщик был не кто иной, как знаменитый Дух Силезских гор. Молодой художник встретил его однажды во время прогулки по холмам и добился (никогда не узнав как) его расположения. Тот обещал юноше помочь в сватовстве и сдержал слово, хотя и несколько шутливым образом.
Видо всю свою жизнь оставался любимцем Духа Гор. Он разбогател и стал известен. Его дражайшая Эмма приносила ему каждый год по милому ребенку, а покупать его картины приезжали даже из Италии и Англии. А «Пляски мертвецов», которыми гордятся города Базель, Антверпен, Дрезден, Любек и множество других городов, суть только копии или подражания подлинному произведению Видо, которое он создал в память о настоящей «Пляске мертвецов в Нейссе» Но, увы, эта картина потеряна, и еще ни один собиратель живописи не нашел ее для удовольствия ценителей и пользы истории искусств.
Около 1810 года
Вильям Гаррисон Эйнсворт
Невеста призрака
Гернсвольский замок в конце 1655 года был местом светских развлечений. Варон Гернсвольф был самым могущественным дворянином в Германии. Его имя прославили патриотические деяния сыновей и красота единственной дочери. Поместье Гернсвольф, располагавшееся среди Черного леса, было пожаловано за верную службу одному из его предков государством и перешло вместе с другими наследными имениями семье нынешнего владельца. Это был готический особняк, возведенный согласно моде тех времен в пышном стиле и состоящий главным образом из темных извилистых коридоров и залов со сводчатыми потолками и гобеленами на стенах — величественных, но плохо приспособленных для личного удобства по причине их мрачной величины. Темный сосновый лес окружал замок со всех сторон и придавал местности угрюмый вид, который редко оживлялся светом солнца.
Колокола замка радостно зазвонили при наступлении зимних сумерек, стража была поставлена на башнях, чтобы оповещать о приезде гостей, приглашенных разделить веселье, царящее в этих стенах. Единственной дочери барона Клотильде только что исполнилось семнадцать лет, и было приглашено блистательное общество, дабы отпраздновать ее день рождения. Для приема многочисленных гостей были открыты большие сводчатые залы. Вечерние забавы едва начались, когда часы на тюремной башне пробили с необычайной торжественностью, и в тот же миг в бальном зале появился высокий чужестранец, облаченный в таинственный черный костюм. Он учтиво поклонился, но к нему отнеслись с явной сдержанностью. Никто не знал, кто он такой и откуда приехал, но было очевидно, что он дворянин высшего сословия, и хотя его появление было принято с недоверием, с ним обходились весьма уважительно. Он особо обратился к дочери барона и был так рассудителен в своих замечаниях, и так тонок в своих остротах, очарователен в обращении, что быстро растревожил душу своей юной и чувствительной слушательницы. В итоге, после некоторого замешательства со стороны хозяина, который вместе с остальными гостями был не в силах относиться к чужестранцу безразлично, ему предложили остаться в замке на несколько дней, и приглашение было с радостью принято.
Глубокой ночью, когда все удалились в свои покои, было слышно, как на серой башне уныло раскачивается из стороны в сторону тяжелый колокол, хотя ни одно дуновение ветра не тревожило деревья в лесу. Многие гости, встретившись наутро за завтраком, утверждали, что слышали звуки божественной музыки, в то время как другие настаивали, что это был ужасный шум, исходивший, как казалось, из покоев, которые в то время занимал чужестранец. Однако вскоре он сам появился за столом, к когда были упомянутые события прошедшей ночи, на его мрачном лице заиграла непонятная жуткая улыбка, затем сменившаяся глубочайшей меланхолией. Он беседовал главным образом с Клотильдой, рассказывал о различных странах, в которых побывал, о солнечных областях Италии, где сам воздух напоен благоуханием цветов, а летний ветерок вздыхает над прекрасной землей, он поведал ей о тех чудесных краях, где улыбка дня тонет в мягкой постели ночи, а великолепие небес не затмевается ни на миг, и вызвал у нежной слушательницы слезы умиления, и впервые она пожалела, что находится дома.
Дни шли своим чередом, и каждый миг усиливал жар невыразимых чувств, которые разбудил в ней чужестранец. Он ни разу не говорил о любви, но Клотильда видела ее в речах, в поведении, в проникновенных нотках его голоса и убаюкивающей мягкости улыбки, а когда он обнаружил, что преуспел в расположении ее чувств по отношению к себе, на его лице на миг появилась самая что ни на есть дьявольская усмешка и вновь умерла. Когда он встречался с девушкой в присутствии ее родителей, то был почтителен и смирен, и лишь наедине с ней, во время прогулок по темной лесной чаще, снимал маску учтивого кавалера.
Когда однажды вечером он сидел с бароном в обшитой деревом библиотеке, беседа перешла на сверхъестественные силы. Чужестранец во время обсуждения оставался сдержанным, но когда барон стал шутливо отрицать существование духов и начал в шутку их вызывать, его глаза загорелись неземным блеском, а тело, казалось, расширилось до более чем естественных размеров. Когда беседа иссякла, наступила страшная тишина, и несколько секунд спустя был слышен лишь хор небесной гармонии. Всех охватил восторг, но чужестранец был явно расстроен и мрачен. Он с состраданием взглянул на своего именитого хозяина, и нечто вроде слезы сверкнуло в его темных глазах. Через несколько секунд музыка тихо замерла вдалеке и все стало безмолвно, как и прежде. Барон вскоре покинул комнату, и почти тотчас же за ним последовал чужестранец. Прошло совсем немного времени, и вдруг послышались ужасные крики: так кричит человек в предсмертных муках. А затем барона нашли мертвого, распростертого в коридоре. Его тело было скручено болью, а на почерневшем горле виднелись следы человеческих рук. Тут же подняли тревогу, замок обыскали от подвала до чердака, но чужестранца больше никто не видел. Тело барона предали земле, а об ужасном случае вспоминали лишь как о чем-то, бывшем давным-давно.
После исчезновения чужестранца, который действительно очаровал ее, настроение хрупкой Клотильды явно изменилось. Она полюбила гулять ранним утром и поздним вечером по тропинкам, по которым часто ходил он, вспоминая его последние слова, представляла его милую улыбку, и заканчивала прогулку на том месте, где однажды она беседовала с ним о любви. Клотильда избегала общества и, похоже, была счастлива лишь тогда, когда оставалась одна в своей комнате. Тоща она и давала выход своей печали в слезах, а любовь, которую девичья гордость благопристойно скрывала на людях, вырывалась наружу в часы одиночества. Так прекрасна и в то же время так смиренна была прелестная скорбящая, что она уже казалась ангелом, освободившимся от пут этого мира и готовившимся к полету на небеса.
