Сергей Ясный - Музыка мрачных квартир
Стас отвёл взгляд от кошки, которая улеглась на стул у рядом стоящего столика и пристально посмотрел в глаза Артёма. Лицо его при этом не выражало абсолютно ничего, кроме равнодушия и тоски, отчего становилось как-то особенно не по себе и Артём даже на какое-то мгновение засомневался в здравии его рассудка.
— Сейчас всем всё равно, старик, — угрюмо вдруг сказал Стас. — Сейчас каждый живёт как паразит — только для себя и при этом, если понадобится, перешагнёт через другого без тени сомнения, если это сулит ему хотя бы маленькую, но выгоду.
— Погоди, — попытался прервать его Артём. — Но ведь не все…
— Все, — холодно отрезал Стас и ухмыльнулся. — Если человеку на улице становится плохо, то любой из нас пройдёт просто мимо, сделав вид, что ничего не случилось. Скажешь ты сам не проходил?
— Каюсь, было такое, — опустив глаза, ответил Артём. — Однажды подходил — оказался просто пьяный. Но это, конечно, не оправдание…
— Вот видишь! - широко улыбнувшись и откинувшись на спинку стула, восторжествовал Стас. — Все мы сейчас такие. Так что, спасибо тебе, конечно, за слова поддержки, но они, признаться, ни черта не значат и мне не помогут. Нет, ты не обижайся, но просто мне это не поможет.
— А что поможет? — каким-то ледяным тоном спросил Артём.
— А ничего, — глупо улыбаясь ответил Стас. — Пойду в хозяйственный магазин и куплю мыло и верёвку. На это ещё хватит.
И он засмеялся как абсолютно невменяемый умалишённый. Смех был истерический и пугающий. Посетители кафе вновь стали поглядывать в сторону их столика. Посмотрев на это диковатое зрелище секунд десять, Артём почувствовал и злость и отвращение одновременно.
— А ну завязывай с этим! — рявкнул вдруг он и жевлаки заиграли как заведённые.
Стас, заведённый своим нездоровым смехом, ещё какое-то время продолжал посмеиваться, хотя было уже видно, что это его отчасти отрезвило. Теперь он смотрел уже только на Артёма. Наконец, когда приступ смеха сошёл на нет, он громко сглотнул и тяжело задышал. Теперь уже казалось что того и гляди из его глаз польют слёзы ручьём, как это бывает у обидевшегося ребёнка.
— Что ты такое вообще говоришь? — спокойно, но на повышенных тонах, продолжил Артём. — Как ты можешь такое говорить? Всем на всё плевать, да? И тебе в том числе? На кой чёрт ты тогда вообще женился и детей заводил, если тебе и на них плевать получается?
— Да я…мне…, - возмущённо замямлил Стас и взгляд его тоже посуровел. — Да сам-то что говоришь? Эй!..
— Эй! — передразнил его Артём. — Что ещё за "эй"? А разве я говорю что-то не так? Тогда, конечно, иди в хозяйственный и вешайся ко всем чертям! Всем, видите ли, всё равно! Да ты знаешь, что куча людей живёт куда хуже чем ты и при этом не теряют ни веры ни достоинства?
Стас снова опустил глаза и время от времени виновато поднимал их в сторону Артёма.
— Ты помнишь Надю Добролюбову? — продолжал тот.
— Надю? — мысленно погрузившись в архивы собственной памяти, переспросил Стас. — Маленькая такая…
— Маленькая. Хрупкая. Чудесно красивая очаровательная девчонка-хохотушка. Почти все парни были в неё влюблены в нашем классе. Но ты уже, конечно, ни черта не помнишь — старый, лысый и отчаявшийся болван.
Последнее слово порадовало. Это говорило о том, что Артём без злости, а действительно по-дружески переживал за него.
— Сначала простыла — кашель, температура, — продолжал Артём. — Медицина у нас теперь сам знаешь какая. Ерунда, мол, грипп у вас и всё такое прочее. А ей всё хуже и хуже…
Тут он запнулся и уже спокойно глядя в глаза Стасу, продолжил:
— Она уже восемь лет как парализована. Только лежит. Наша маленькая, хрупкая красавица Надя уже восемь лет как не видит ничего кроме своей кровати и комнаты. Вместо того чтобы любить и быть любимой, вместо того, чтобы растить чудесных детишек… И вот теперь ты представь…Как ты смеешь… Ты — здоровый молодой кабан — жаловаться на жизнь?!
Стасу вдруг стало как-то на самом деле не по себе. Это было заметно. Он сжимал и разжимал кулаки, потом стал потирать потные ладони, глаза его бегали из стороны в сторону. Вид у него был растерянный и озадаченный. Видя его реакцию на свои слова, Артём окончательно успокоился и допил, наконец, остававшееся в бокале пиво.
— А вот теперь подумай, — сказал он. — Подумай очень хорошенько.
Стас остановил, наконец, свой взгляд на его глазах. Покачивая головой из стороны в сторону, как бы пытаясь найти нужные слова, он, наконец, ответил:
— Прости, старик. Я и впрямь болван.
Артём улыбнулся и обратился к официантке, которая пришла за пустыми бокалами:
— Девушка, будьте добры ещё по бутылочке.
— Конечно, — лучезарно улыбнувшись, ответила та.
— Думаешь у неё в жизни тоже нет проблем? — говоря об отошедшей на достаточное расстояние официантке, спросил Артём. — Ни ты ни я не знаем что у неё происходит в жизни. Может быть и всё, слава Богу, замечательно. А может у неё горе или беда, но она не теряет надежды и улыбается тебе и мне, этому миру в целом.
— Надя Добролюбова…, - тихо проговорил Стас, грустно глядя в сторону удаляющейся официантки.
*****
Он почувствовал лёгкий хлопок не менее лёгкой ладонью по плечу и обернулся. Большие и красивые зелёные глаза внимательно смотрели на него, улыбаясь вместе с их очаровательной обладательницей. Густые, слегка вьющиеся локоны цвета каштана как волны спускались до плеч. Стас почувствовал что краснеет.
— Стасик, — тихо и ласково произнесла эта маленькая волшебница. — Тебе не сложно будет помочь отнести мне эти карты в кабинет географии, пожалуйста? Я сегодня с Мишей Бочковым дежурная, но его и след простыл… Я буду тебе очень благодарна, — и она вновь наградила его лучезарной улыбкой.
Стас покраснел уже как рак — так во всяком случае ему казалось. Чувствовалось что и девушке было неловко обращаться к нему с такой просьбой, но карты эти были в два раза больше неё — такие вешали над школьной доской, когда рассказывали про разные страны и континенты.
— Конечно, Надя, — отчеканил он и как-то глупо улыбнулся в силу своего смущения. — Я все возьму, а ты только скажи куда их отнести. Плёвое дело.
— Ой, спасибо тебе огромное, — радостно хлопнув в ладоши заулыбалась девушка. Было видно что она почувствовала облегчение, так как такая просьба её саму очень смущала в виду её природной скромности и деликатности. Да и просто элементарного воспитания. — Только я не позволю тебе одному нести, — продолжила она уже несогласным тоном и слегка надула свои губки, — я хоть и маленькая, но сильная. И к тому же дежурная.
