Кир Луковкин - Истинное лицо
Он вспомнил про Макса. Набрал номер.
— Здорово!
— Во сколько начало?
— Ты о чем?
— Пятница, вечер. Кто-то говорил про концерт?
— Оба-на! Все-таки идешь? Отлично! — обрадовался Макс, — Подходи к девяти.
Договорившись о времени, Игорь занялся своими хозяйскими делами: в ванной потек кран.
Полдевятого он стоял в условленном месте и разглядывал афиши. Весь день пришлось провозиться с водопроводом — снимать старую ржавую трубу, устанавливать новую. «Нечто» в голове о себе не заявляло. Вертя разводным ключом, он думал о многом. Что будет, если чувства и разум поменяются местами, если подсознание станет на место сознания. Ненависть не может быть разумной по определению, правда она может использовать разум как способ ориентироваться в окружающем мире. Вершина пирамиды сместится. Другой станет сама пирамида? Другим станет он? Он — изменится? Ответов не было. Ответов — не надо.
Накрапывал мелкий дождик. Публика зашевелилась. Отдельно стоявшие кучки, разбросанные вдоль улицы, стягивались к входу. Смеялись, шутили. Из полутьмы выплыл поддатый Макс, держа под ручку двух девушек, одна — блонда, вторая — рыжая. Девушки улыбались. Игорь сжал кулаки, задержал дыхание, выдохнул через рот и пошел навстречу возгласу:
— А вот и наш Казанова!
Блондинку звали Даша, а рыженькую — Алиса, она ему сразу понравилась. Повезло. Он спросил ее разрешения, и потом весь концерт держал ее за руку, такую теплую, такую изящную. В буфете болтали о всякой ерунде. Она слышала его, но не слушала. Только смотрела, с хитрым прищуром. И он улыбался. Было хорошо. Слова были условностью, слова были для приличия. Он знал: торопиться не стоит, и он наслаждался каждым мгновением в ее обществе. Концерт был фантастический. Заезжая группа рубила сочный рок-н-ролл так, что ноги сами собой пускались в пляс. Народ хлопал в ладоши и подпевал вместе с вокалистом, заглушая его голос. Вначале парень пытался перепеть аудиторию, потом, решив, что дело это бесполезное, достал сигарету и устроил перекур прямо на сцене. Пиво лилось рекой. Некоторые особо развеселившиеся устраивали грязные танцы. Потом они ходили вчетвером по центральным улицам, глазели на витрины, пели любимые хиты и дурачились. Шлепая по лужам, Игорь чувствовал легкость.
Напоследок, перед подъездом ее дома, она сказала:
— Ты знаешь, у меня возникло такое чувство, будто мы с тобой сто лет знакомы. Давние-предавние друзья.
— У меня тоже, — признался он.
Она тепло улыбнулась и хлопнула дверью. Он долго стоял в темноте и слушал, как орут ошалевшие от весны кошки. Сердце сладко дрожало в груди. Домой идти не хотелось. Часы показывали половину второго ночи, и он решил прогуляться, чтобы растянуть время — возвращаться в свою берлогу рано или поздно придется.
Он не чувствовал боли, лишь умиротворение и покой. Все просто в нашем мире. Есть радость, и есть печаль, и как жить, радостно или печально, зависит от тебя. Жить легко или с трудностями, смотреть в глаза или отводить взгляд, сеять зло или творить добро, терзаться призраками или быть в мире с самим собой. Разрушать или создавать. Человек придает смысл тому, чего нет, а то, что значимо, не замечает. Человек сам создает смысл. Мир таков, каким мы хотим его видеть. Он, Игорь, хочет видеть мир счастливым, спокойным, каким еще? Каким угодно, лишь бы в нем не было места ненависти и злобе.
И все-таки что-то его тревожило, что-то смутное, еле различимое. Люди. Волны, идущие от них. Просачивающиеся сквозь окна, сквозь двери, бьющие из прохожих эмоциональные волны. Хорошие рассеивались, а плохие стелились по земле, словно туман. Он старался не обращать на них внимания, но они нагло лезли в сознание. Где-то плакал младенец, и мать безуспешно пыталась его успокоить. У кого-то от инфаркта скончался отец, и этот кто-то беззвучно рыдал в прихожей на седьмом этаже, в панельном доме справа от Игоря, рыдал, прислонившись к стене, и трубка упала на пол из ослабевших рук. В том же доме — пьяная ссора, выяснение отношений из-за женщины. Вдруг Игоря поразило острое предчувствие, что разборка закончится логическим концом, его затошнило, нужно было поскорее убираться отсюда. Он побежал, и нечто в нем тянуло за собой весь этот отвратительный поток, как магнит, а он бежал, не разбирая дороги, натыкаясь на встречных, а поток лениво полз за ним, струйки тянулись отовсюду, где были люди. Кривая вынесла его на Проспект. Получился крюк, только сейчас он был совершенно один, без Макса, без девушек. Сердце больше не трепетало, оно гулко и часто билось в грудь изнутри.
Проспект сиял огнями машин, здания светились неоном. В какой-то момент его парализовало. Внутри что-то сдвинулось, и он услышал всех людей Города сразу, и все это хлынуло в его мозг, как вода в сточную канаву после сильного ливня. Шум разрывал голову на части. Люди ругались, плакали, стенали.
— Уходите, — сказал он, схватившись за виски. — Прочь. Я не звал вас.
«Ты не звал, зато позвал я».
Игорь похолодел.
— Что?! — выпалил он в воздух, и несколько прохожих оглянулись. Тогда он отступил в переулок, в тень, чтобы никто его не заметил. — Кто ты?
«Я — твое истинное лицо».
У Игоря подогнулись ноги. Он сполз по стене на корточки. Бред? Галлюцинация? Сон? Стало невообразимо холодно, его продрал жуткий озноб, сильно затрясло, изо рта повалил пар. Тело наливалось тяжестью, мышцы заныли, словно очень долгое время находились в одном и том же положении.
«Это неизбежно».
Что делать, что делать? Мысли заметались с калейдоскопической быстротой, и каждая оказывалась глупее предыдущей. Игорь принялся шарить по карманам трясущимися руками. Он достал какие-то предметы, тупо уставился на них, но их предназначение не говорило ему абсолютно ни о чем. То есть, он видел их, он знал, что они выглядят именно так. Но для чего они существуют, он не знал. Не паниковать, главное, держать себя в руках. Это пройдет. Пройдет, ведь правда? Свет загородила большая тень.
— Браток, дай пятак на опохмелку?
Он дико вскрикнул, вскочил и побежал прочь, с хрустом топча пустые обертки. Темнота сгустилась. Источников освещения здесь было мало, и переулок тонул в сумраке, через который несся Игорь. Ничего не замечая, не оглядываясь, и не останавливаясь он пробежал пять кварталов, завернул влево и преодолел еще столько же. Тучи постепенно разошлись, в ночном небе засияла ущербная Луна. Загорелись редкие звезды. Он сбавил темп, но продолжал торопливо вышагивать по тротуару, прислушиваясь к шорохам. Пару раз перед ногами пробегали жирные крысы. Стены давно облупились и пестрели матерными росписями. Стоял тяжелый запах пищевых отходов. Игорю стало неуютно, он понял, что попал в рабочий квартал на юго-западе — не только не дошел до дома, а наоборот, отклонился от правильного направления. Он старался держаться тени, чтобы не привлекать к себе внимания. Скоро спальный район кончится, за ним — парк, а там и до остановки недалеко.
