Олег Зарицкий - Цена желаний
- Спасибо, если это не стеснит вас.
- Ни. У нас достатнё миста. Он встал и пошёл к дому. Я продолжал сидеть, пока темнота не поглотила всё вокруг. Потом появились звёзды. Я давно заметил, что в разных частях земли небо имеет разную высоту. В Заполярье – оно очень низкое и на меня это всегда наводило депрессию. А здесь небо высокое, выше чем над Москвой, звёзды удивительно яркие и их очень много. Когда я пришёл в дом Димитрия, в той комнате, где он меня принимал утром, уже был застелен диван с деревянной спинкой. В комнату зашла сухонькая, пожилая женщина в косынке и тёплом, бардовом халате.
- Вы Антонина, тётка Димитрия? – спросил я.
- Да. Добрый вэчир, - сказала она. – Я вам постэлыла. Спокийной ночи. Она вышла. Я выключил свет, разделся и лёг. В окно светила луна, а сверчки выводили любовные трели.
Вдруг я увидел себя на вершине какой-то горы. Солнце клонилось к закату. Воздух был наполнен жаром раскалённых камней и запахом миндаля, доносившимся из города внизу.
На вершине этой горы вместе со мной стоял ещё один человек. Пожилой и босой, в рваном дырявом плаще на голое тело, а я был молодой, высокий, в золочёных одеждах с диадемой на голове. Мы смотрели, как внизу, у стены, близ городских ворот, хоронят человека.
Людей пришло немного. Они зарыли тело, а над могилой поставили небольшую мраморную колонну с высеченным барельефом собаки. Речей никто не говорил. Все молчали.
- Видишь, Александр, - старик обратился ко мне, почему-то назвав Александром, - Я жил как собака, а хоронят меня как человека.
Я вдруг вспомнил, что знаю этого грязного старика. Его зовут Диоген.
- Да, Диоген, - ответил ему. - Я прожил как Царь, но люди теперь делят моё царство и совсем забыли о моём теле. Похоронят меня только через неделю, - с грустью в голосе ответил я
- Получается, что ты жил для них. Теперь им есть что делить, - сказал Диоген.
- Но я завоевал мир, - воскликнул я.
- Теперь ты понимаешь, что завоевание мира – это иллюзия?
- Да, Диоген, - задумался я. - Теперь вижу, что мир так огромен и вечен, и покорить его невозможно, потому, что человеческий страх кончается вместе с тираном. Ты был тогда прав, я всего лишь человек, живший в мире своих иллюзий. Но почему я прожил так мало, а ты так долго, а умерли мы в один день?
- Удовлетворять сердце – значит ранить его. Сильно большая радость ранит сердце. У тебя было слишком много радостей, Александр, а я жил скромно и просто радовался солнцу, скромному крову, который у меня был и пище. Поэтому ты прожил всего 33 года, а я наслаждался жизнью 89 лет.
- Но я жил как Царь, а ты как собака, в бочке! – засмеялся я.
- Поэтому, меня похоронили сразу, как человека, а твоё разлагающееся тело похоронят только через неделю. Когда Птоломей, внебрачный сын Филиппа, твоего отца, которому достался в управление Египет, вдруг вспомнит о тебе и настоит на том, чтобы тебя временно захоронить в Вавилоне…
Я открыл глаза. Ничего себе сон. Такие сны я ещё никогда не видел. Даже сейчас мне казалось, что чувствую этот раскалённый воздух и на мне эта одежда. Я провёл рукой по волосам, чтобы убедиться, что это сон и никакой диадемы на мне нет. Прямо мурашки по коже. Закрыл глаза и задумался о смысле увиденного. А ведь Диоген прав. Как мало оказывается нужно человеку, для нормальной жизни. Крыша, кровать, еда, ну машина. Всё остальное - тщеславие, указывающие на принадлежность к тому или иному классу землян. А тщеславие возникает от узости мироощущения, потому что картина мира заканчивается на границе твоей квартиры, дома, участка или автомобиля. А у соседа больше! Поэтому хочется всё время расширять эти границы до безумных и никому не нужных размеров. Увеличивая иллюзию своего земного могущества. И только на пороге жизни понимаешь, что это призрак, что никакого могущества нет, потому что всем на тебя настрать и преклоняются и лебезят только из страха, потому, что такие же как и ты и хотят того же. Твоё могущество только у тебя в голове. А главное – понимаешь, что зря потратил своё время. Вспомнилась одна песенка – «Мы всё равно умрём. Зачем же добиваться? Давайте наслаждаться!».
Посмотрел на часы. Было шесть утра. Удивительно, но на Украине всегда хочется просыпаться рано. Я это заметил ещё, когда жил в Киеве. В Москве и в девять просыпаешься не выспавшимся и разбитым, а тут в шесть или в семь утра, а бодр и весел. Начинался новый день моей новой, видимо, теперь, сознательной жизни. Это в 46 лет! Теперь мне было очень интересно, что же будет дальше.
Глава 4
Утро вступало в свои права. На горизонте медленно всплывало солнце. Ни одной тучки. Ветра тоже не было. Воробьи уже начали свой утренний галдёж. Воздух был прохладный, с приятным запахом каких-то трав. Вчера я этого запаха не заметил.
Взяв в машине полотенце, я пошёл не в душ, а на речку. Правда, долго поплавать не получилось, потому, что вода была ну очень холодная. Но заряд бодрости получил огромный.
Во дворе ещё никого не было. Только за домом, возле сараев увидел тетку Антонину. Она, видимо, кормила домашнюю птицу, разбрасывая вокруг себя зерно и что-то приговаривая.
Пришёл Сёмка. - Привет Москва, - улыбаясь, как родному, поздоровался со мной за руку.
- Привет, бизнесмен, - пожал его крепкую не по возрасту руку. – Ловко ты вчера для этой дамочки очередь разрулил.
- А то! – загордился он, садясь на скамейку и закуривая.
- Сотню баксов небось содрал? - я смотрел ему в глаза.
- Они у Киеве не обеднеют, - улыбнулся Сёмка. - Для ных та сотня, як для мэнэ копийка.
- А кто эта тётка?
- Нэ знаю. Я першый раз их тут бачив, - он потянулся и зевнул. – А у вас як?
- Так вот сегодня первый день лечения. Димитрий сказал, что время ты мне скажешь.
- А, ну да, - он открыл свой блокнот. – Так на дэвять.
На душе было немного неспокойно. Я боялся поверить в благополучный исход, чтобы потом, если этого не произойдёт, второй раз не привыкать к мысли о смерти. Поэтому я гнал от себя дурные мысли. Но и хорошим не давал возникать у меня в голове и как бы находился посередине. Просто жил, просто дышал. Дождавшись своей очереди, вошёл в дом. В комнате, где я ночевал, при зашторенных окнах опять был полумрак. Димитрий уже сидел в своём кресле. Увидев меня, улыбнулся и кивнул на кресло.
Я присел напротив него.
- Як самочувствие?
- Жив пока, - грустно пошутил я.
- Ну не тилькы пока, а ще довго жити будэтэ, - он улыбнулся, а я неуверенно покачал головой. - Ответьте мэни, пожалуста, на однэ питання, - попросил он. - Да, задавайте. Отвечу как на духу, - с готовностью согласился я.
- Скажить, Павлу, шо забрала у вас ця болезнь? - Не понял, - опешил я. – В каком смысле? Болезнь хочет отнять у меня жизнь!
