Дэн Симмонс - Миттельшпиль
- В каком именно, Винсент? Вокруг Вашингтона довольно много пригородов. Возможно, мы будем проезжать то место, где живет дядя, и я подвезу вас к дому. Он, наверно, живет в дорогом районе?
- Ну. Мой дядя.., у него полно бабок. У нас вся семья такая. Ага...
Я невольно взглянула на его вонючую армейскую куртку - под ней виднелась драная футболка. Перепачканные джинсы в нескольких местах протерлись до дыр. Понимаю, конечно, что в наши дни одежда ничего не значит. Винсент с его гардеробом вполне мог оказаться внуком миллиардера вроде Дж. Пола Гетти. Я вспомнила великолепно отутюженные шелковые костюмы, которые носил мой Чарлз. Вспомнила, как тщательно подбирал подходящую к случаю одежду Роджер Харрисон: плащ и дорожный костюм даже для самых коротких поездок, бриджи для верховой езды, черный галстук и фрак вечером. В том, что касается одежды, Америка определенно достигла вершины равенства всех со всеми. Для всей нации выбор в одежде ныне был сведен к наименьшему знаменателю - рваным грязным джинсам.
- Чеви-Чейс? - спросила я.
- А? - Винсент покосился на меня.
- Я имею в виду пригород. Возможно, это Чеви-Чейс?
Он мотнул головой.
- Бетесда? Силвер-Спринг? Такома-Парк? Парень усиленно наморщил лоб, словно перебирая в уме все эти названия. Он уже хотел что-то сказать, когда я его перебила:
- А-а, знаю. Если ваш дядя богат, он скорее всего живет в Бел-Эйр. Так?
- Ага. Вот-вот. - Винсент облегченно вздохнул. - В этом.., самом, Я кивнула. Мне принесли чай с тостами. Перед Винсентом поставили яичницу с колбасой, рубленое мясо, ветчину и вафли. Ели мы молча; тишину нарушали лишь чавканье и сопенье хиппи.
***
За Даремом шоссе 1-85 снова повернуло прямо на север. Через час с небольшим мы пересекли границу Виргинии. Когда я была маленькой, наша семья часто ездила в Виргинию навестить друзей и родственников. Обычно мы путешествовали по железной дороге, но больше всего я любила плавать на небольшом, но комфортабельном пакетботе, который шел всю ночь, а утром причаливал в Ньюпорт-Ньюс. А теперь я вела “Бьюик”, огромный, но со слабеньким мотором, и ехала на север по шоссе с четырехрядным движением, слушая по радио классическую музыку и слегка опустив стекло, чтобы как-то выгнать запах пота и засохшей мочи, исходивший от моего спящего пассажира.
Мы проехали Ричмонд; Винсент проснулся далеко за полдень. Я спросила, не хочет ли он немного повести машину. От напряжения у меня болели руки и ноги, я пыталась не отставать от других машин, так как никто не соблюдал ограничения скорости - пятьдесят пять миль в час. Глаза мои тоже устали.
- Что, в самом деле? Я кивнула.
- Надеюсь, вы будете ехать осторожно.
- Ага. Ну да...
Я остановилась на площадке для отдыха, где мы смогли поменяться местами. Винсент ехал с постоянной скоростью - шестьдесят восемь миль в час, придерживая руль одной рукой. Глаза его были полуприкрыты, так что на секунду я испугалась - не заснул ли он. Но тут же напомнила себе, что современные автомобили настолько просты в управлении, что их могут водить даже шимпанзе. Я откинула сиденье назад, насколько было возможно, и закрыла глаза.
- Разбудите меня, когда мы приедем в Арлингтон, хорошо, Винсент?
Он что-то буркнул. Я положила сумочку между передними сиденьями, зная, что Винсент на нее посматривал. Когда я вытащила толстую пачку денег, расплачиваясь за завтрак, ему не удалось достаточно быстро отвести глаза. Конечно, я рисковала, собираясь подремать, но я очень устала. Какая-то вашингтонская радиостанция передавала концерт Баха. Ровный гул мотора, звуки органа и мягкий шорох пролетающих мимо машин усыпили меня меньше чем за минуту.
***
Проснулась я от тишины. Машина стояла. Мотор не работал. Я проснулась мгновенно, словно вовсе не спала, готовая ко всему, - так просыпается хищник при приближении жертвы.
"Бьюик” остановился на недостроенной площадке для отдыха. Судя по косым лучам зимнего солнца, я проспала около часа. Движение на шоссе стало интенсивнее, вероятно, мы были недалеко от Вашингтона. А вот нож в руке Винсента предвещал несколько более мрачные вещи. Он отвлекся от пересчитывания моих дорожных чеков и поднял глаза. Я безмятежно встретила его взгляд.
- Ты сейчас подпишешь эти... - прошептал он. Я продолжала смотреть на него.
- Ты перепишешь эти сучьи бумажки на меня, - прошипел мой пассажир. Волосы снова упали ему на глаза, и он резким движением откинул их. - Подпишешь. Сейчас.
- Нет.
От удивления его глаза широко раскрылись. Пена выступила на его тонких губах. Я думаю, он убил бы меня прямо тут, средь бела дня, хотя в двадцати метрах катил сплошной поток автомобилей, а спрятать тело старой дамы было совершенно негде, разве что в Потомаке, - но даже милый тупой Винсент соображал, что ему сначала нужна была моя подпись на чеках.
- Послушай, ты, старая сука. - Он схватил меня за плечи и потряс, - ты сейчас подпишешь эти блядские чеки или я отрежу твой свинячий нос. Тебе ясно, ты, старуха? - Он поднес стальное лезвие прямо к моему лицу.
Я глянула на эту немощную руку с грязными ногтями, вцепившуюся в мое платье, и вздохнула. На какую-то секунду я вспомнила, как когда-то вошла в свой гостиничный номер из нескольких комнат лет тридцать назад, в другой стране, в другом мире даже, и застала лысого, но статного джентльмена приятной наружности, во фраке, копошившегося в моем ларце с драгоценностями. Тот вор всего лишь иронично улыбнулся и коротко поклонился мне, когда я его застукала. Мне всегда будет не хватать этого изящества, легкости использования людей и неброской эффективности, которую невозможно заменить никаким воспитанием.
- Давай, - прошипел этот грязный мальчишка, все еще держа меня за плечи и прижимая лезвие к моей щеке. - Ты, падла, сама просишь. - В глазах его появился наркотический блеск, и блеск этот был вовсе не от алчности
- Да, - сказала я.
Рука его замерла на полпути Несколько секунд он что-то пытался сделать - у него аж вены вздулись на лбу. Но тут лицо исказилось гримасой, глаза расширились, а рука с лезвием потянулась теперь к его собственному горлу и лицу.
- Пора начинать, - тихо приказала я. Острое, как бритва, лезвие прошло между его тонкими губами.
- Время пришло, - прошептала я. Лезвие скользнуло дальше, разрезая десны и язык, затем коснулось мягкого неба и обагрилось кровью.
- Пора учиться. - Я улыбнулась, и мы начали первый урок.
Глава 2.
Вашингтон, округ Колумбия.
Суббота, 20 декабря 1980 года.
Сол Ласки простоял без движения минут двадцать, глядя на девочку. Она тоже смотрела на него не мигая, так же неподвижно, словно время застыло. На ней была соломенная шляпка, слегка сдвинутая на затылок, и серый фартук поверх простого белого платья без пояса. Волосы у нее были светлые, глаза голубые. Руки она сложила перед собой, слегка вытянув их с неловкой детской грацией.
