Стивен Кинг - Взаперти
Тогда я точно умру.
И правда, но Паскуда с самого начала замыслил убийство, так что какая разница?
— На ограбление не похоже: все деньги при тебе, да и ключ от мотороллера тоже. Кстати, ездить на нем опасно, имей в виду. Хуже только квадроциклы. Да еще без шлема! Как тебе не стыдно, сосед? Я заметил, ты включил сигнализацию. Правильно сделал, очень милый штришок. У тебя нет даже ручки, чтобы оставить на стене записку. Впрочем, я бы ее забрал. Идеальное убийство, трагический несчастный случай.
Грюнвальд умолк. Кертис с чудовищной ясностью представил, как он стоит, сунув руки в карманы мешковатых штанов, немытые волосы убраны за уши. Думает. Разговаривает с Кертисом и с самим собой, ищет возможные подвохи, хотя лелеял свой план много бессонных ночей.
— Конечно, все учесть невозможно. Никогда не знаешь, как карта ляжет. Но каковы шансы, что сюда кто-нибудь приедет, пока ты еще жив? Они невелики. Очень невелики. Да и в любом случае терять мне нечего. — Паскуда восхищенно рассмеялся. — Ты лежишь в дерьме, Джонсон? Очень надеюсь.
Кертис посмотрел на кучку дерьма, которую спихнул со своих штанов, но промолчал. В воздухе стояло тихое жужжание. Мухи. Всего несколько штук, но и этих хватало. Они вылетели из открытого сиденья. Видимо, их заперли в отстойном баке, который по всем правилам должен был находиться под Кертисом, а не у его ног.
— В общем, я пошел, сосед, а ты лежи и думай: тебя постигла ведьминская участь. Перефразирую героя одного фильма: в толчке никто не услышит твоего крика.
Грюнвальд пошел прочь. Кертис слышал его удаляющиеся шаги и хохот, чередующийся с кашлем.
— Грюнвальд! Грюнвальд, вернись!
Паскуда отозвался:
— Кто теперь взаперти? Ты! Ой как взаперти!
— Вернись, Паскуда!!!
Увы, с той стороны донесся лишь звук отъезжающей машины. Сперва Грюнвальд проехал по грунтовой дороге (Кертис услышал плеск луж под колесами), а затем поднялся на холм, где совсем другой Кертис Джонсон припарковал свой мотороллер. Напоследок Грюнвальд посигналил — веселый и зловещий звук, — и шум его двигателя слился с остальными шумами окружающего мира: гудением насекомых в траве, жужжанием мух, удравших из бака, и тихим гулом далекого самолета, где пассажиры первого класса сейчас угощались крекерами с сыром бри.
На руку Кертису села муха. Он ее согнал. Она приземлилась на колечко дерьма в углу и принялась за обед. Внезапно вонь из потревоженного бака показалась Кертису живым существом, черно-коричневой рукой, схватившей его за горло.
Но хуже всего воняло не разлагающееся дерьмо, а дезинфицирующая жидкость. Синяя пакость. Да, она самая.
Он сел — свободного места для этого хватало — и сблевал между расставленных коленей, в лужу воды с плавающей в ней туалетной бумагой. После утренней рвоты из него вышла одна желчь. Он согнулся, убрал руки за спину и уперся в дверь, на которой теперь сидел. Порез на щеке пульсировал и щипал. Кертиса вырвало снова, одним воздухом — звук был похож на треск цикад.
И, как ни странно, ему полегчало. Кертис почувствовал себя честнее. Блев был заслуженный, без всяких там пальцев в горле. А может, и перхоть пройдет? Кертис мог бы подарить миру новое средство от перхоти: Полоскание Старой Мочой. Не забыть проверить черепушку, когда выберусь отсюда. Если выберусь. Ладно хоть сидеть можно.
В будке было чудовищно жарко, вонь стояла кошмарная (он не хотел думать о содержимом бака, но не мог отогнать эти мысли), зато Кертису по крайней мере было, где сидеть.
— Ищи плюсы, — пробормотал он. — Ищи и аккуратно считай долбаные плюсы.
Да, надо провести инвентаризацию. Вода под ним больше не пребывает — несомненный плюс. Утонуть ему не грозит, если только дневной дождик не превратится в ливень. На Черепашьем острове это обычное дело. И бесполезно твердить, что я выберусь отсюда до дождя — разумеется, выберусь. Такое примитивное мышление только сыграет Паскуде на руку. Нельзя просто сидеть и ждать, пока меня вызволят, благодаря Господа за свободное место для головы.
Может, на стройку заедет кто-нибудь из департамента строительства и планирования. Или из налоговой.
Мысль приятная, но вряд ли это случится. Паскуда, конечно, продумал и такую вероятность. Какой-нибудь бюрократ или целая команда бюрократов могут совершить незапланированный визит на стройку, но рассчитывать на это так же глупо, как надеяться на милосердие Грюнвальда.
Миссис Уилсон решит, что он, как обычно, поехал в Сарасоту на дневной киносеанс. Кертис постучал в левую стенку, затем в правую. С обеих сторон за тонким пластиком-чувствовался толстый слой железа. Облицовка. Он встал на колени и на сей раз ударился головой о потолок, но даже не заметил этого. Увиденное его не обрадовало: шляпки болтов, которыми скреплялись стенки, были с обратной стороны, а внутрь торчали тупые концы. Он сидел не в туалете — в гробу.
От этой мысли спокойствие и ясность мышления улетучились. Им на смену пришел панический ужас. Кертис начал барабанить по стенкам туалета и орать, чтобы его выпустили. Он метался из стороны в сторону, как ребенок в истерике, пытаясь перевернуть будку и освободить дверь, но она даже не пошевелилась. Из-за железной облицовки треклятый толчок стал слишком тяжелым.
Тяжелый, как гроб! — вопил его разум. От паники никаких других мыслей в голове не было. Тяжелый, как гроб! Как гроб! Гроб!
Сколько это продолжалось, Кертис не знал, но в какой-то миг он попытался встать, точно хотел пробить стену, как Супермен. На сей раз он ушиб голову куда сильнее. Упав на живот, Кертис вляпался руками в какую-то гадость и, не глядя, вытер их о задние карманы джинсов. Из его крепко зажмуренных глаз потекли слезы. В темноте под веками сыпались и взрывались звездочки. Крови не было — очередной сомнительный плюс, — но Кертис едва себя не вырубил.
— Успокойся, — сказал он и опять встал на колени: голова опущена, волосы свисают, глаза закрыты.
Кертис был похож на молящегося, и, возможно, он действительно молился. Муха села ему на шею и тут же улетела.
— Если спятишь, тебе это не поможет, а он пришел бы в восторг от твоих воплей, так что успокойся, не доставляй ему такого удовольствия, просто соберись, мать твою, и подумай!
О чем тут думать? Я взаперти.
Кертис сел и спрятал лицо в ладонях.
А между тем время шло, и жизнь текла своим чередом.
По трассе 17 мчались машины — по большей части рабочие лошадки; фермерские грузовики ехали на сарасотские рынки или в магазин экологически чистых продуктов в Нокомисе; случайный трактор; фургончик почтальона с желтыми фарами на крыше. Ни один автомобиль не свернул к Деркин-Гроув.
