Рейчел Уорд - Когда придет дождь
Вода хлещет в лицо, ударяет по макушке и струйками стекает вниз. Она кажется живым существом, обитающим между моим телом и одеждой. Что-то ползет по коже. Я громко вскрикиваю.
Ярчайшая вспышка света озаряет всю центральную улицу. Так светло не всегда бывает даже днем. Вспышка гаснет, а через пару секунд слышатся глухие раскаты грома.
Я добираюсь до квартала бунгало, заворачиваю за угол, поскальзываюсь и падаю на траву. Шлепаюсь неуклюже, задев колено, поврежденное при прыжке с лестницы. Успеваю выругаться и выбросить вперед руки. На них и приземляюсь, но проезжаю еще немного по глине, пока не зарываюсь в нее лицом. Из всех запахов остаются только ароматы глины и дождя, молотящего меня по затылку. Мелькает мысль: «Это повторяется. Я снова тону».
Поворачиваю голову и вижу лицо Роба: белое, безжизненное, перепачканное в озерном иле. И неумолимо ползущий бегунок, что закрывает мешок.
Поднимаюсь на ноги. Конечно же, его здесь нет. Здесь вообще никого, кроме меня. Других идиотов, вылезших ночью погулять под дождем, нет. До моего дома всего пять минут. Но дождь теперь хлещет вдвое сильнее. От грома у меня вот-вот лопнут уши. Небеса трещат, выворачиваясь наизнанку.
Я ныряю под крыльцо ближайшего бунгало, прислоняюсь к двери, выкрашенной в голубой цвет. Хочу вытереть лицо, но у меня перепачканы ладони. Вытираю их о джинсы и лезу в карманы куртки – не найдется ли матерчатого или бумажного носового платка. Карманы глубокие. Пальцы нашаривают смятый платок. Им уже попользовались. Интересно, чьи сопли: его или мои? Так ли это важно? Насколько возможно, вытираю ладони и снова засовываю их в карманы. Помимо платка, я нашел еще кое-что.
Вытаскиваю пачку сигарет и зажигалку.
Двое парней на озере. Пьют и курят. Смеются, греясь на солнышке. Я и Роб.
Дрожащими руками достаю сигарету. Зажигалка пляшет, и мне не сразу удается прикурить. Втягиваю в себя дым. Он заполняет мое горло, как до этого заполняла вода. Снова трудно дышать. Я задыхаюсь, кашляю, наклоняюсь и сплевываю, пытаясь продышаться. Не распрямляясь, бросаю сигарету и втаптываю ее в землю. «Двое парней на озере», – с невеселой усмешкой думаю я. Один из них курит, но это не я.
Значит, сигареты Роба. Его и куртка.
Я снова лезу в карманы и на этот раз вытаскиваю мобильник. Дешевая штучка с сенсорным экраном. Разворачиваю мобильник, нажимаю нижнюю кнопку. Экран оживает.
Я чувствую себя виноватым, а от чувства вины мне не по себе. В мобильниках хранятся имена, номера, сообщения, картинки. Там хранятся жизни их владельцев.
Пролистываю адресную книжку. Номеров мало, едва ли дюжина наберется. Один из них – Нейши Гупта.
Перехожу в раздел сообщений: «Входящие», «Отправленные». Как водится, самые последние сообщения – в верхней части экрана.
Сообщение, отправленное на номер Нейши в 13.29: «Ты там будешь? 3.30».
Ее ответ, пришедший в 13.32: «Я уже говорила, что буду. Забыл?»
Отрываюсь от освещенного прямоугольника, поднимаю голову. Вокруг темный и мокрый мир. Когда глаза привыкают к темноте, за пеленой дождя замечаю бледную фигуру. От крыльца до нее метров пятнадцать или двадцать. Напрягаю зрение, чтобы получше рассмотреть, но фигура исчезает.
«Он знает, что я добрался до его телефона», – думаю я…
Что за чушь? Он же мертв. Роб мертв.
Экран переходит в режим ожидания. Теперь в нем слабо отражается моя физиономия. Нажатием другой кнопки возвращаю его к жизни и лезу в меню.
Галерея. Первый снимок – копия бумажного, чьи обрывки лежат у меня в кармане. Нейша, надув губки, смотрит в аппарат. На экране ее изображение выглядит более живым и реальным. Я смотрю на нее, и у меня замирает сердце. Она красивая. Сексуальная. Но теперь у меня нет ни малейших сомнений: это фото Роб снимал на свой мобильник и она смотрела в его телефон. Смотрела на Роба.
Нейша Гупта, девушка Роба.
Веду пальцем по экрану, вытаскивая следующий снимок. На нем не только ее лицо. Снято в спальне, но не в нашей. Нейша в трусиках и лифчике сидит на кровати, наклонившись в сторону объектива. Одна лямка сползла с плеча. Нейша больше не надувает губки, но и не улыбается. У нее растерянное лицо, словно она не знает, что делать дальше. Но я смотрю не на лицо.
Потными пальцами перелистываю дальше. На третьем снимке Нейша улыбается. Не широко, уголками рта. В глазах испуг. Ее левая щека краснее правой. Я почему-то вспоминаю, как вчера мама ударила меня в такси. Глаза Нейши смотрят с мольбой. О чем она просит? Снимок делался не для меня. Я чувствую себя негодяем, влезшим в чужую жизнь, но продолжаю смотреть. Не могу оторваться. Мои глаза наслаждаются плавными линиями ее тела, теплым медовым оттенком ее кожи. Роб сфотографировал ее с медальоном в виде сердечка на серебряной цепочке. Сердечко застыло между голых грудей.
«Отдай мне твой медальон, и я уйду».
Голос Роба врывается в память. Обрывок еще одного воспоминания. С чем оно связано? Он говорил не с Нейшей. Тогда с кем?
Позади слышится шум. Я быстро выключаю мобильник и запихиваю его в куртку. В окне бунгало вспыхивает свет. Только этого не хватало!
Дождь ослабевает. Я поднимаю воротник куртки и убегаю. Недавно просмотренные снимки обжигают чувством вины. Меня выносит на луг, и только там я останавливаюсь, думаю о зажегшемся свете, смотрю на ряды аккуратных бунгало, построенных по краям луга. Эта картина пробуждает новое воспоминание.
Темный дом. Я стою позади Роба. Слышу собачий лай. Он сменяется визгом, собака замолкает. Роб уже в первой комнате… Я вхожу и замечаю на полу между нами что-то неподвижное, похожее на собаку.
– В чем дело, Уинстон? – слышится дребезжащий старушечий голос.
– Роб, сваливаем отсюда. Немедленно! – шепчу я.
И тогда вспыхивает свет.
Я останавливаюсь. Оглядываюсь. Я стою в середине луга. Справа – детская площадка. Слева – уродливая конструкция из параллельных металлических прутьев. В ней не спрячешься ни от дождя, ни от ветра.
В оцепенении взбираюсь на эту конструкцию и усаживаюсь на ее прутья. Естественно, они совершенно мокрые, отчего мои джинсы намокают еще сильнее. Дождь теперь мягко шелестит, но я его не слышу. Слышу отчаянный визг собаки, звенящую тишину и голос старухи. Она умоляет Роба, потом обрушивает на него проклятия. А еще я слышу свой голос, переполненный паническим страхом.
Меня мутит. Кирпичная стена в голове, пустота… они были лучше прорывающихся воспоминаний. Может, потому я все и забыл? Скорее всего, это и стало причиной потери памяти. Правду лучше всего забывать.
Я не чувствую, как дрожат прутья. Не слышу никаких звуков, кроме дождя, однако понимаю, я снова не один. Кто-то совсем рядом. Я ощущаю его и вздрагиваю, думая о тени, нырнувшей под навес, и о бледной фигуре на улице.
