Стивен Кинг - Полный газ
— Ты сильнее меня, Винс, но дырка в заднице у меня побольше. Ты оторвешь ему голову, а я уж в него насру.
— Быстрее! — крикнул Лемми Винс. — Быстрее, чтоб тебя!
И когда он уже думал, что Лемми ничего не найдет, его приятель выпрямился, держа Малыша в одетой в перчатку руке.
Племя не рассекало по дорогам с оружием. Такие байкеры-незаконники, как они, с оружием не ездят. У всех были судимости, и любой невадский коп с радостью засадит кого-нибудь из них на тридцать лет за незаконное ношение оружия. Или всех сразу. Ножи они носили, но в их теперешнем положении от ножей проку не было: вспомните, что случилось с роевым мачете, который оказался таким же бесполезным, как и сам Рой. Он годился лишь для убийства маленьких обдолбанных девочек в школьных свитерах.
Малыш же хоть и не был полностью легальным, оружием как таковым не являлся. И когда однажды его увидел коп (легавых хлебом не корми — дай «поискать наркотики»), то оставил Лемми в покое, когда тот объяснил, что в случае ночной аварии Малыш будет понадежнее аварийной вспышки. Может, коп понял, что перед ним, может, нет, но он явно узнал в Лемми ветерана. Не по ветеранскому номерному знаку (тот всегда можно украсть), но потому, что он и сам был ветераном. «Долина А-Шау, где дерьмо пахнет слаще», — сказал коп, и они оба рассмеялись, а напоследок даже ударились кулаками.
Малыш представлял собой светошумовую гранату модели М84, более известной под именем световуха. Лемми носил ее в седельной сумке уже лет пять, неизменно говоря, что однажды она пригодится, когда парни (включая Винса) подкалывали его.
И вот этот день настал.
— Думаешь, старая хреновина сработает? — прокричал Винс, повесив Малыша на руль. На гранату тот совсем не походил. Больше напоминал гибрид термоса с аэрозольным баллончиком. Гранату в нем выдавала только чека, привязанная к боку изолентой.
— Не знаю! Я даже не знаю, как ты…
У Винса не осталось времени на обсуждение логистики, о которой, к тому же, у него было весьма смутное представление.
— Я поехал! Скоро этот мудак проедет Кумбу и вернется на главную! И я буду там, когда он появится!
— А если не появится Лихач? — спросил Лемми. До этого они орали как оглашенные под действием адреналина. Заданный почти нормальным тоном вопрос оказался неожиданностью.
— Будь что будет, — сказал Винс. — Вы со мной ехать не обязаны. Если захотите повернуть назад, я пойму. Это мой сын.
— Может, и так, — ответил Персик, — но Племя-то наше. По-крайней мере, было. — Он с силой ударил по стартеру, и мотоцикл заурчал. — Я еду с тобой, Кэп.
Лемми только кивнул и указал на дорогу.
Винс тронулся с места.
Выезд из Кумбы на шоссе оказался ближе, чем предполагал Винс: до него оказалось семь, а не девять миль. По дороге они не встретили ни грузовиков, ни легковушек. Шоссе пустовало. Может быть, потому, что водители избегали его из-за строительных работ. Винс все время поглядывал налево. Некоторое время он видел только клубы красной пыли: фура, казалось, тащила за собой полпустыни. Затем исчезли и они — дорога скрывалась из виду за рядами холмов с изъеденными ветром известковыми склонами.
Малыш болтался туда-сюда на своей петле. Армейский запас. «Думаешь, старая хреновина сработает?» — спросил тогда Винс Лемми, и только теперь понял, что можно задать тот же вопрос в отношении его самого. Как давно он испытывал себя на прочность, мчась на полную катушку, выжав газ по максимуму? Сколько времени прошло с тех деньков, когда весь мир сводился к простому выбору: живи красиво или умри, смеясь? И как так получилось, что его собственный сын, который выглядел таким крутым в своей новой кожанке и зеркальных очках, упустил такое простейшее уравнение.
Живи красиво или умри, смеясь. Но бежать не смей. Не смей, черт тебя возьми.
Может, Малыш сработает, может, нет, но Винс знал, что он в любом случае попытается, и от этого голова у него кружилась. Если водила наглухо закрылся в кабине, то дело плохо, но ведь там, в забегаловке, окно он открыл, свесив из него руку. А потом, позже, разве он не дал им взмахом руки разрешение на обгон? Верно, дал.
Семь миль. Пять минут, плюс-минус. Достаточно для уймы воспоминаний о сыне, которого отец научил менять масло, но не научил насаживать наживку на крючок, регулировать зазор в свечах зажигания, но не как отличить отчеканенную в Денвере монету от сделанной в Сан-Франциско. Время подумать, как Лихач настоял на этой идиотской затее с метамфетамином, и как Винс пошел у него на поводу, хотя и знал, что она идиотская, пошел потому, что чувствовал себя в чем-то виноватым. Вот только время примирений ушло. Винс мчался на восьмидесяти пяти милях в час, согнувшись как можно ниже, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. И тут в голове его пронеслась мысль, от которой он внутренне отпрянул, но поделать с ней ничего не мог: что, может быть, для всех будет лучше, если БЕРЕЗНЯК таки настигнет его сына. Эту мысль вызвал не образ Лихача, поднимающего в воздух лопату и обрушивающего ее на голову беззащитного человека с яростью избалованного ребенка по поводу утраченных денег, хотя и эта картинка весьма пугала. Было еще кое-что: то застывшее, пустое выражение на лице парня перед тем, как он по ошибке свернул на Кумбу. Сам-то Винс не мог не оглядываться на своих товарищей там, на спуске по каньону, когда одни попадали под колеса, а другие пытались оторваться от преследующей их огромной машины. Лихач же, казалось, не мог повернуть свою закосневшую шею. Не на что ему было смотреть. Может, не было никогда.
Сзади послышалось громкое ба-бах, а затем крик, который долетел до Винса даже сквозь вой ветра и рев двигателя «Вулкана»: «Су-укин СЫН!». Винс посмотрел в зеркало и увидел, что Персик начал отставать. Из-под худых ног валил дым, а позади него дорогу веером пачкало масло. След становился все шире по мере того, как мотоцикл замедлялся. У «бизера», наконец, полетел передний сальник. Просто чудо, что этого не случилось раньше.
Персик взмахом руки приказал им двигать дальше… да Винс и не собирался останавливаться, ведь на самом деле вопрос об исправимости Лихача не имел особого смысла. Самого Винса уже не исправить. Да и никого из них. Винс вспомнил, как однажды их остановил аризонский коп. Остановил и сказал: «Поглядите-ка, что нам тут выблевала дорога». Так вот дорожная блевотина они и есть. Но ведь те раскиданные вдоль шоссе трупы были до сего дня его дорожными товарищами, тем единственным, чем Винс по-настоящему дорожил. Они были ему как братья, а Лихач — его сын. Никто не может так просто втоптать всю семью человека в землю, а потом жить дальше, как ни в чем не бывало. Нельзя всех растерзать, а потом просто взять и уехать. Если БЕРЕЗНЯК этого не знал, то узнает.
