Демон Максвелла - Холл Стивен

Софи имела железное правило никогда не обсуждать клиентов с другим клиентами – особенно Эндрю Блэка, – а еще я как-то заметил, что от одного упоминания имени этого человека ее челюсть слегка напрягалась. Чуть больше шести лет назад Софи Алмондс заключила сделку десятилетия, а потом эта сделка провалилась из-за причуд Блэка (он бы сказал не причуд, а принципов). В общем, если бы я мог в тот день поговорить о письме Блэка с кем-нибудь еще, я бы так и сделал.

– Я волнуюсь за него. Вдруг у него проблемы? – продолжил я, поставив локти на стол. – Думаю, это… не то чтобы крик о помощи, но… Похоже, он старается меня заинтриговать, чтобы я ему ответил.

Я ждал, но Софи молчала.

– Я все размышлял, почему так мало информации. Почему не написал подробностей? Мы с ним столько лет не общались… Думаю, он хочет вынудить меня ответить. Вот это, – я указал рукой на фото и записку, – приманка. Очень хорошая приманка.

Я перевернул конверт, чтобы показать адрес на обратной стороне.

– Он даже оставил информацию о своем местоположении. Чтобы удостовериться, что я отвечу.

– А ты собираешься отвечать?

– Да. Ну, планирую.

Большие голубые глаза Софи ярко блестели, как твердое полированное стекло. Казалось, меня распарывают по стежку зараз.

– Но пока что ответа ты не дал, я правильно понимаю?

– Пока нет.

– Хорошо. – Ее взгляд переключился на Темзу, виднеющуюся из окна паба. – И не отвечай. Так будет лучше.

Ростом Софи Алмондс была где-то метр шестьдесят, ее темно-каштановые волосы, в которых проглядывало все больше седых волосинок, доходили до плеч, и она часто завязывала их простой черной лентой. Она была спокойной, внимательной женщиной с большими выразительными глазами и телосложением бегуньи на длинные дистанции. Софи напоминала мне маленькую, жилистую хищную птичку, что живет на выжженных вересковых пустошах и никогда не теряет бдительности, поскольку от этого зависит ее жизнь. Однажды мне пришла мысль – навеянная или тем, как она себя держит, или холодным, непоколебимым взглядом, или, может быть, ее маленькой черной записной книжкой, в которой, как мне казалось, содержатся многие секреты мира, – в общем, однажды мне пришла мысль, что птичка-Софи раньше была сфинксом, но потом ее победил некий великий герой, обрекая на двуногое существование. Ее явно не стоило недооценивать.

«Софи Алмондс за тридцать, – думал я, – и, скорее всего, у нее скандинавские корни». Но это только предположение, поскольку личную информацию она держала в тайне – как и дела клиентов. И как я уже говорил, давить на нее очень неразумно; делать это стоит только в крайних случаях.

– Я волнуюсь за него, – повторил я.

– Мой тебе совет, – отозвалась Софи через мгновение, медленно переплетя пальцы. – Положи фотографию и записку обратно в конверт, а затем отдай конверт мне.

– Зачем?

– Чтобы я отнесла его домой и сожгла.

Я посмотрел на нее.

– Как-то радикально.

– Да нет. Во-первых, я считаю, стоит уничтожить адрес Эндрю Блэка, а то вдруг его кто заполучит. Мы по-прежнему представляем его интересы, а значит, обязаны защищать его анонимность.

Я выгнул бровь.

Софи вздохнула.

– Ладно, послушай. Не стоит ему отвечать. Хочешь моего совета? Это он и есть. Другого не жди. Не отвечай ему.

– Хорошо.

– Отлично.

– Нет, я понял тебя, только вот…

– Только что?

– Я знаю, ты не испытываешь к нему теплых чувств.

Софи молчала.

– И я не виню тебя за это. Ты заключила с ним потрясающую сделку на серию книг, а он взял и…

Софи посмотрела на меня.

– Сделал то, что сделал, – закончил я.

Сквозь профессиональное самообладание прорвалась слабая улыбка, в которой не было ни капли теплоты.

– Серия книг, – тихо повторила она и издала то ли смущенный смешок, то ли горький вздох. Что бы это ни был за звук, меня он прорезал, как битое стекло.

Я выждал несколько мгновений.

Часы отсчитывали секунды, река неслась вдаль.

– Послушай. Я понимаю, что грузить тебя этим не стоит, но, как уже сказал, я боюсь, что у него проблемы.

– Нет у него проблем.

– Ты точно в этом уверена?

Софи не ответила.

– Вот видишь! Он никогда не попросит прямо, никогда не скажет, что у него на уме, как нормальные люди. И что-то срочное, какая-то острая проблема заставила его вот так… – Я придвинул записку к ней. – Я волнуюсь за него. Сильно волнуюсь.

– С чего бы?

– Что значит «с чего бы»?

– Том, ты же и сам его недолюбливаешь.

– Я… Нет, это не так…

– Именно так.

Я одарил Софи взглядом.

– Именно так, – продолжила она. – И это нормально. С какой стати он тебе должен нравиться? Том, почему тебя так заботит Эндрю и его чертова книга? Может, лучше об этом поразмышляешь, вместо того чтобы… – она махнула рукой на записку.

Я не отводил взгляда.

– Я волнуюсь за него, – повторил я. – А вот это, – я придвинул к записке фотографию, – чем бы эта штука ни была, меня она тоже беспокоит.

Софи уставилась на меня. Затем сложила руки на груди, пытаясь прочесть мое выражение, проникнуть в мысли.

– Это как-то связано с его бреднями? – наконец, произнесла она. – С его этой энтропией и концом света?

– Просто взгляни на снимок.

Софи не сразу, но перевела взгляд на лежавшее рядом фото и, казалось, впервые по-настоящему на него посмотрела. Она свела брови, и над ними появилось несколько аккуратных, маленьких морщинок. Подняв снимок, она долго рассматривала его, словно ювелир, оценивающий камень. Вертела его так и сяк, подносила к свету, осматривала оборотную сторону и наконец положила на стол и подтолкнула обратно к записке указательным пальцем – тук-тук-тук, – пока оба предмета не встали в одну линию, а после долго молча их разглядывала. В конце концов она заговорила тихим, ровным голосом, не поднимая глаз:

– Том, знаешь, как устроена ловушка для енотов?

– Я… Нет, не сказал бы.

– Очень умное приспособление, – она не отрывала глаз от фото и записки. – Берешь маленькую клетку, очень маленькую – размером с чайник. Крепишь ее к земле и внутрь кладешь что-нибудь блестящее.

– Что, например?

– Неважно, главное, чтобы сверкало – страз или бриллиант. Что хочешь. Главное, чтобы этот блестящий предмет нельзя было достать через прутья клетки.

Софи бросила на меня быстрый взгляд.

– Ага, – отозвался я.

– После этого ловушка готова. Оставляешь ее и идешь домой. А потом появляется енот. Он видит блестяшку и пытается вытащить ее из клетки. И так пытается, и этак – еноты ведь любят блестящие вещи, – и ничего у него не получается. Но и сдаться енот не может; не может даже представить, что ему придется расстаться с найденным сокровищем, поэтому он остается на месте, сжимая в лапах находку. На следующее утро, когда ты вернешься с мешком и ему захочется спрятаться, – он не сможет, потому что слишком уж блестящая, чудная и интригующая штука ему попалась.

– Тогда его и надо ловить.

– Именно. Открепляешь клетку, поднимаешь ее вместе с енотом и бросаешь в мешок.

– Так ты думаешь, это ловушка от Эндрю?

– Как знать, – сказала Софи, все еще разглядывая оба предмета.

Прошло несколько секунд. Софи погрузилась в свои мысли и не двигалась.

– Софи?

– После этого завязываешь мешок и бросаешь его в реку.

– Что, прости? – спросил я, а когда она не ответила, добавил: – Ты шутишь, да?

Она подняла глаза; на лице ее было серьезное выражение.

– Могу я тебе кое-что показать?

– Э-э, да. Конечно.

Софи на секунду отвернулась, а потом положила на стол маленькую черную сумочку. Оттуда она достала кошелек, открыла его и вытащила из кармашка крошечный квадрат сероватой бумаги.

– Прочти, пожалуйста, – сказала она, передав его мне.

Квадратик оказался аккуратно сложенным куском газеты. Он раскрылся в длинную, узкую колонку текста. Старая газетная рецензия на «Двигатель Купидона».

Я принялся читать. «Непревзойденная игра с ожиданиями читателя, бесчисленные, безупречно реализованные сюжетные повороты» – и все в таком духе. Слова «шедевр» и «гений», встречались чуть ли не через каждое слово, похвала и восхищение возрастали в геометрической прогрессии, исключая всякую возможность беспристрастной критической оценки того, что, в конце концов, являлось всего лишь детективным романом.