Клайв Баркер - Явление тайны
Вскоре духи облепили стекла с обеих сторон и начали скрестись в дверцы. Ручка повернулась. Томми-Рэй потянулся закрыть дверь, и в это время из пыльного облака на сиденье плюхнулась изуродованная голова бармена. Дверца захлопнулась, и облако заняло свои позиции позади машины.
Ему хотелось остановиться и выкинуть такой трофей на дорогу, но он понимал, что они сочтут это за слабость. Они принесли ему эту голову не ради шутки – это было предупреждение, даже угроза. «Не пытайся надуть их, – говорил перепачканный грязью и кровью шар. – Или мы скоро побратаемся».
Он усвоил этот немой призыв. Он по-прежнему был их вождем, но скоро положение могло измениться. На каждом шагу облако росло; на улицах, на перекрестках, у обочины дороги их поджидали то мужчина, то женщина, то ребенок – такие же туманные, пыльные фигуры, словно ждущие их появления.
Постепенно вихрь стал настоящей пыльной бурей, сталкивающей в кювет встречные машины и вырывающей дорожные знаки. Томми-Рэй услышал по радио, что к северу движется шквальный ветер с океана.
Слушая это, он спросил себя, слышал ли кто-нибудь эту новость в Паломо-Гроув. Может быть, Джейф или Джо-Бет. Если они слышали, то поймут. С приходом его отца город видел много странностей, но впереди его ждет еще больше – с этим живым ветром, пляшущим за его спиной.
2
Уильяма субботним утром выгнал из дому голод. Он долго сопротивлялся, как пьяный, мочевой пузырь которого переполнен, сопротивляется необходимости пойти в туалет. Но с голодом, как и с мочевым пузырем, не поспоришь. Холодильник Уильяма вмещал мало, и он ежедневно ходил за продуктами в Центр, одновременно узнавая там все новости. Но он уже два дня не выходил из дому и вполне мог умереть с голоду среди восхитительных, но утомительных прелестей, таившихся за его плотно задернутыми шторами. Собраться в магазин оказалось не так-то просто. Он был так поглощен случившимся, что эта простая задача ставила его в тупик.
До сих пор его жизнь была размеренной. Рубашки на всю неделю висели в шкафу чистые и отглаженные рядом с соответствующими галстуками. Незапятнанную кухню можно было снимать для рекламы. Раковина пахла лимоном, а из туалета доносился аромат цветов.
Теперь же в его доме царил содом. Лучший его костюм напялила красавица-бисексуалка Марсела Сент-Джон и теперь возилась в нем со своей подружкой. Его галстуки использовали для измерения в занимательном состязании «у кого член больше», где победу одержал Мозес «Шланг» Джаспер.
Уильям не решился отбирать у них свои вещи. Вместо этого, порывшись в шкафу, он нашел грязную рубашку и рабочие джинсы, которые не надевал уже года три, и в таком виде направился в Центр.
* * *В это время Джо-Бет проснулась в худшем в своей жизни похмелье. Худшем, поскольку первом.
Она плохо помнила предыдущий вечер. Да, она пошла к Луис, там были гости, потом пришел Хови, но чем все кончилось, она забыла. Чувствуя тошноту и головную боль, она поплелась в ванную. Когда она вернулась, ее поджидала мать.
– Ты в порядке?
– Нет. Я чувствую себя отвратительно.
– Ты вечером напилась.
– Да, – отпираться было глупо.
– Где? – У Луис.
– У Луис никогда не водилось спиртного.
– Вчера было. И еще много всего.
– Не лги мне, Джо-Бет.
– Я не лгу.
– Луис никогда бы не допустила такого, в своем доме.
– Спроси ее сама, – сказала Джо-Бет, отводя глаза от осуждающего взгляда матери. – Мы можем сходить в магазин и спросить ее.
– Я не выйду из дома, – тихо сказала мать.
– Ты же выходила во двор позавчера, а сегодня можем поехать на машине.
Она впервые говорила так с мамой, – сердитым тоном отчасти потому, что мама назвала его лгуньей, отчасти из-за продолжающейся головной боли. Она пыталась вспомнить и не могла. Что произошло у них с Хови? Они вроде бы спорили... Потом разошлись в разные стороны... но почему? Об этом тоже надо было спросить Луис.
– Я знаю, что говорю, мама. Мы сейчас поедем в Центр.
– Нет, я не могу, – сказала мама. – Правда не могу. Я плохо себя чувствую.
– Неправда.
– Правда. Мой желудок...
– Неправда! Хватит, мама! Ты не можешь притворяться больной до конца жизни оттого, что боишься. Я тоже боюсь.
– Правильно делаешь.
– Нет! Джейф этого и хочет. Он кормится этим, я сама это видела.
– Мы можем молиться. Молитвы...
– ...они нам больше не помогут, как не помогли пастору. Не помогут, слышишь! – она повысила голос, чувствуя, как от этого звенит в ушах, но зная, что нужно сказать все сейчас, пока снова не навалился страх.
– Ты всегда говорила, что кругом опасности, – лихорадочно продолжала она, уже не думая о том, как бы не обидеть маму. – Это так, и их даже больше, чем ты думаешь. Но внутри...
Она ткнула себя в грудь, выразив этим все: свое сердце, Хови, Томми-Рэя и страх потерять их обоих.
– ...внутри их еще больше. Когда какие-то вещи... сны... приходят и уходят раньше, чем ты можешь понять.
– Ты говоришь какой-то бред, дочь.
– Луис тебе расскажет. Я отвезу тебя к ней, и ты все узнаешь.
* * *Хови сидел у окна, подставляя солнцу вспотевшее лицо. Запах собственного пота был знакомым, как отражение в зеркале, даже больше – лицо менялось, а запах нет. Теперь эта узнаваемость успокаивала среди всех перемен и сумятицы чувств. То, что казалось простым еще вчера, когда он целовал Джо-Бет в ее спальне, теперь было совсем непросто. Флетчер умер, но оставил здесь, в Гроуве, свои создания, воплощение мечты, которые ждали помощи от него, сына их создателя. Но чем он мог им помочь? Даже если бы они не так враждебно относились к Джо-Бет? Он пришел сюда как искатель приключений и неожиданно стал влюбленным. Они теперь хотят сделать из него генерала: парады, команды, планы сражений. Он этого не хотел. Армии, созданной Флетчером, придется выбирать командующего среди своих рядов или погибнуть.
Он столько раз повторял себе это, что почти поверил, но не мог заставить себя вовсе об этом не думать. Мысли снова и снова возвращались к тому выбору, который Флетчер предложил ему тогда, в лесу: Джо-Бет или его предназначение. То, что он тогда отказался выбирать, повлекло за собой смерть Флетчера. Теперь его отказ грозит уничтожить последнюю хрупкую надежду, которую его отец оставил после себя.
И еще, и еще. Если он вступит в Армию Флетчера, то ему придется участвовать в войне. И тогда Джо-Бет станет его врагом просто по определению.
Чего он хотел больше всего на свете – больше, чем усы в одиннадцать, чем мотоцикл в четырнадцать, чем спасти мать от смерти, когда он горько пожалел о всех слезах, которые она из-за него пролила, чем сейчас Джо-Бет – он хотел определенности. Чтобы ему сказали, где правда, где ложь, что хорошо, а что плохо. Чтобы на нем не лежала ответственность. Но никто не хотел ему этого говорить. Вот он и сидел на солнце, вдыхал запах собственного пота и думал.
