Алексей Атеев - Черное дело
Я пытался добиться, как выглядит это капище.
Оказалось, похоже на каменный ящик с крышкой. На крышке, то есть на верхней плите, лежал связанный человек, вроде молодой парень. Дед дождался, когда из-за туч появится луна, зарезал этого беднягу и прочитал какое-то заклинание. «Ну и все», – закончил он. Я не понял. «Что, – говорю, – и все?» «Испортил дед меня. Не могу без того, чтобы душу человечью не загубить. Так и пошло с тех пор». – «Тоже, что ли, оборотнем стал?» – «Нет, не оборотнем, а так, душегубцем. А деда те старики изловили и распяли на сосне возле капища. Заимка же наша пришла в запустение, кто живой остался, разбежались куда глаза глядят».
Услышав этот странный рассказ, я еще больше засомневался в умственном здоровье Хохрякова… Смотрю на него и не могу понять: он верит в то, что говорит, или же ваньку валяет?
А он продолжает: «Не могу, – говорит, – без того, чтобы не порешить кого-нибудь, вот и вас сейчас порешу». В кабинете, кроме нас, никого. Полумрак, только две керосиновые лампы чуть заметно коптят. Он поднимается, а я словно по рукам, по ногам скован, сам не знаю, что со мной происходит. Он медленно, неслышно так, приближается ко мне, ручищи свои огромные растопыривает и хватает меня за горло. Душит медленно, как бы смакуя удовольствие. Я захрипел. На мое счастье, часовой, который его привел с гауптвахты, стоял за дверью, я думаю, он просто подслушивал… Заскочил он и штык Хохрякову между лопатками всадил. Так закончилась эта удивительная история. Я до сих пор не знаю, правду ли говорил этот убийца или врал. Я, человек, к тому времени достаточно повидавший, прошедший германский фронт, повоевавший с большевиками, выполнявший достаточно неприятные задания, связанные с контрразведывательной деятельностью, повел себя как испуганный мальчишка. Подчеркиваю, в своих действиях Хохряков вел себя даже как-то замедленно, лениво, через силу. Мне кажется, хотя сам я и не наблюдал, точно так же ведет себя удав с кроликом. Он, казалось, загипнотизировал меня. Нужно сказать, смерть Хохрякова устроила всех: меня, начальство, непосредственно тех, кто служил рядом с душегубом, да, как мне кажется, и самого Хохрякова. По моему мнению, он желал собственной смерти, поэтому и действовал так нерасторопно.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В субботу отправились к Безменову на дачу. Илья заехал к Осипову рано утром, когда дворники еще мели тротуары. Сонно зевая, Осипов кое-как собрался и сел в машину следом за другом.
– А Тамара где? – поинтересовался он, обнаружив, что в машине они одни.
– Томка и девчонки остались дома, у них генеральная стирка. Это к лучшему, не будут путаться под ногами. Сегодня нам предстоит архиважнейшая работа, мы с тобой будем класть печь.
– Печь?! – изумился Осипов. – Так это же очень кропотливое дело.
– Вот я и говорю…
– А ты когда-нибудь клал печи?
– Не приходилось. Но у меня есть умное пособие, я его тщательно изучил, теорию, во всяком случае, знаю.
– На кой… твоя теория. Тут опыт нужен, лучше бы печника толкового нашел… Боюсь, ничего у нас не выйдет.
– Вот ты вечно сомневаешься. Не выйдет, не выйдет… Попробуем, не получится – переделаем. Руководить сооружением буду я, а ты, братец, поработаешь на подхвате.
Машина неслась по пустынному шоссе, и Осипов равнодушно смотрел в окно. Август только начинался, а на придорожных кленах и березах уже появилась первая желтизна. Лето, похоже, кончается. Все кончается – и хорошее, и плохое. Столько событий произошло за столь короткий срок! Просто даже не верится.
– Кстати, – спросил он у Безменова, – пришел в себя этот милиционер с татарской фамилией?
– Давлетшин? Умер он.
– Ах ты!.. А со вторым что?
– Да ничего. Отпустили его домой. От работы пока отстранили. Но я думаю, ненадолго. Кстати, вчера я почти целый день посвятил твоему знакомому фотографу – Юрию Ивановичу Грибову, более известному в богемных кругах под прозвищем Джордж. Честно говоря, личность действительно колоритная. Его и впрямь знают на Западе. Публиковал в тамошних журналах свои работы. Участвовал в выставках. Ну, кроме того, – «голубой», афиширует свои наклонности, невзирая на статью Уголовного кодекса. Может быть, просто «картину гонит», а может, имеет сильных покровителей. Есть подозрение, что он стучит на одну могущественную организацию. Ведь у него в студии собирается всякой твари по паре. Очень благодатная почва для сексота. Хотя доказательств у меня нет. Удалось установить кое-что и о его втором хобби. О котором ты мне рассказывал – собирании разных некропричиндалов: черепов, всякого рода кладбищенских реликвий. Один раз его даже задержала милиция за незаконные раскопки старого кладбища, но вскоре отпустила. Хотя привод документально подтвержден. Изучал я его, так сказать, и официальную биографию. Родился в 1927 году в городе Горьком, тогда Нижнем Новгороде. В семье архитектора. Отец в 1937 году репрессирован, мать покончила жизнь самоубийством сразу же после ареста мужа. Мальчик воспитывался в детском доме в поселке Сарбаза под Свердловском. От призыва в армию освобожден по причине плоскостопия. В 1947 году поступил в Свердловский педагогический институт, не окончил. В 1949 году переехал в Москву, поступил в «Щуку». Видать, артистом стать захотел. Тоже не окончил. Некоторое время учился в архитектурном. Словом, студент прохладной жизни. Подвизался то тут, то там…
– А факт его заработков в качестве пляжного фотографа на югах подтвердился?
– Вполне. Он этого и не скрывает. Известен как очень профессиональный фотограф-анималист. Зверей снимает. Уезжает, говорят, в лес, в тайгу специально. Два альбома с художественными снимками зверей выпустили в Швеции и Финляндии, в Праге была организована его выставка на ту же тему. Кроме того, в творчестве прослеживаются темы кладбищ, старинных зданий, обнаженной натуры. Ничего особенно криминального за ним не замечено. Постоянно общается с иностранцами. Еще одно подтверждение, что он стукач.
Но вот какая странность имеется в его биографии. Можешь себе представить, что он содержался в том же детдоме, что и маньяк Шляхтин, а именно в Сарбазе. Шляхтин – уроженец Свердловска, в 1937 году его мать осуждена за уголовное преступление – крупную растрату. Мальчик попадает в тот же детдом, что и Грибов. Еще одно совпадение – оба учатся и оба не заканчивают педагогический институт в Свердловске. Оба одновременно переезжают в Москву. Тут пути их расходятся. Шляхтин поступает в Московский физкультурный институт и успешно его заканчивает. До этого он служит в армии. Призывался из Москвы. Такие вот многоточия.
– Так, значит, они знакомы с детства?
