Иван Сербин - Собачий Рай
Осокин задумался. С одной стороны, Лавр Эдуардович говорил разумные вещи, с другой — уж больно они претили «цивилизованной» сущности Осокина. Сложно было представить себе проигравшее человечество, отказ от того образа жизни, к которому он привык.
— Боюсь, подобный подход приведет к деградации и вырождению.
— Возможно. Но разве это не лучше, чем вымирание? — спросил «кашемировый». — Опять же, говоря об идеологии, я подразумевал и аспект образования.
— И что? Если у него окажется подходящая идеология, вы согласитесь терпеть эту сволочь? — спросил мрачно бородатый.
— Не оправдывать, но терпеть, — заметил «кашемировый». — Пока общество не возродится, не встанет на ноги. Терпение — наименьшая из жертв, на которую мы можем пойти, учитывая ситуацию.
— Да ну? — усмехнулся зло бородатый, потирая разбитую опухшую скулу. — Хотя это же не вам морду били.
Милиционеры выбрались из-за стола. Второй протянул для пожатия детективу руку. Первый же повернулся и зашагал к сидящей у холодильника группе.
— В принципе, все ясно, — пробормотал «кашемировый».
Милиционер подошел, плюхнулся на пол напротив Осокина, привалившись спиной к стеллажу с молочными продуктами, спросил озлобленно:
— И давно этот псих тут у вас верховодит?
Лавр Эдуардович взглянул на часы.
— Часов семь.
— Тяжелый случай, — оценил милиционер.
— Скажите, а что происходит в городе? — озаботился «кашемировый».
— Трындец происходит в городе, — оскалился тот. — Вот что. С центральной сообщили, собаки повсюду. Весь север уже ими занят. И запад. И восток тоже. Да и по радио передают…
— У вас есть радио? — оживился Лавр Эдуардович.
— У вашего психа есть.
— Как жаль, — покачал головой «кашемировый». — Ну а что же власти? Собираются что-нибудь предпринимать?
— А как же? — усмехнулся милиционер. — Обязательно. Вот вернутся из отпусков, с курортов, и сразу найдут виноватого. — Он посерьезнел, махнул рукой. — Да ладно, успокойтесь. Вызовут армейских, технику. К вечеру разгонят всех по углам. И этому, — он мотнул головой за плечо, — революционеру хренову тоже хвост прижмут.
Осокин, однако, обратил внимание на то, что особой уверенности в его голосе не было. Скорее, это можно было бы назвать зыбкой надеждой. Едва ли милиционер всерьез верил в то, что говорил. Возможно, потому, что детективу все-таки удалось посеять в нем зародыши сомнения, а может быть, потому, что он не знал истинного масштаба катастрофы. В конце концов, на данный момент его мир ограничивался рамками одного района.
— Обратите внимание, — сказал «кашемировый», — теперь у них сложилась полноценная боевая группа.
Осокину пришлось признать, что и на этот раз слова «кашемирового» Лавра Эдуардовича были близки к истине. Пять человек действительно — полноценное военное отделение. При условии, что все пятеро обладают хотя бы начальной военной подготовкой.
Детектив развил бурную деятельность. То и дело сверяясь со справочником, консультируясь то с Дроздовым, то со вторым патрульным, он вычерчивал на карте какие-то схемы, отмечал особенно важные точки, отдавал по ходу дела приказы.
— Помяните мое слово, — сказал «кашемировый», — наш Наполеон еще возьмет Москву.
— Да перестаньте, — поморщился первый патрульный.
Его тут же поддержал бородатый:
— Что вы, действительно, раскаркались. Возьмет, возьмет… Кто ему даст?
— А кто ему помешает? — в свою очередь поинтересовался Лавр Эдуардович.
— Мы хотя бы. Нас тут десяток здоровых крепких мужиков. Что мы, с этой бандой не справимся?
— Вы переоцениваете людей, — заметил «кашемировый».
— Это вы недооцениваете, — шепотом крикнул бородатый. — Это вам не сталинские времена!
Лавр Эдуардович хмыкнул, шевельнул белесыми тонкими бровями, повернулся к остальным, чуть наклонясь вперед:
— Молодой человек в зеленом пальто… Да-да, вы, — обратился он к одному из своих вчерашних спутников по «алкогольному» отделу, до сих пор отрешенно разглядывающему стеллаж с печеньем. — Мы собираемся поднять бунт, обезоружить этих людей и бежать.
«Зеленое пальто» несколько секунд смотрел на него, затем процедил: «Валяйте», отвернулся и улегся на пол, подняв воротник и прикрыв им лицо.
— Послушайте, товарищ, — обратился к «костюмному» пузану Лавр Эдуардович. — Товарищ. Вы, да. Мы собираемся…
— Оставьте меня в покое! — заверещал тот, закрывая уши ладонями. — Я ничего не желаю слышать. Ничего не желаю слышать!
— Что за крики там? — тут же подал голос один из громил. — Тихо всем!
— А вы? — «Кашемировый» повернулся к Осокину. — Вы примете участие в нашем маленьком восстании?
— Если нас будет трое, эта затея обречена на провал, — подумав, ответил тот. — Нас перестреляют, как щенков.
Каламбур получился довольно зловещим. Тем не менее патрульный ухмыльнулся.
— Вы?.. Прошу прощения, не знаю вашего имени-отчества…
— Можно просто Володя, — ответил патрульный.
— Итак, Володя, вы-то, конечно, к нам присоединитесь? — допытывался «кашемировый». — Как представителю нашей славной милиции, именно вам надлежит возглавить это крохотное восстание.
— Я, конечно, могу, но ведь гражданин, — кивок в сторону Осокина, — прав. У них автоматы, а у нас что?
— Друг мой, — перебил Лавр Эдуардович, вновь обращаясь к бородатому Мише. — Ваш гениальный план по захвату почты, телеграфа и телефона провалился.
— Это потому, что вокруг меня собрались одни трусы, — заявил с ненавистью бородатый и, по примеру «зеленого пальто», улегся на свой матрас, уткнувшись горбатым носом в теплую стену холодильника.
— Я бы назвал это инстинктом самосохранения, — сказал «кашемировый». — Ну и голосом рассудка, в некоторой степени. Во всяком случае, мысль о том, что нас перебьют, вполне здравая. Скорее всего, именно так и случится.
— Заткнитесь, — проворчал от стены Миша. — Не мешайте спать.
Один из громил отделился от группы, подошел к сидящим на полулюдям, оглядел внимательно, выбирая.
— Ты, — он указал на «зеленое пальто». — И-и-и-и… Ты! — Гигант ткнул пальцем в Осокина. — Оба со мной.
«Зеленое пальто» обернулся, словно не веря, что сказанное относится к нему.
— Я? — переспросил он, бледнея. — А что такое? Я ничего не сделал! Я же ничего не сделал. Я спал. Это они все, — «зеленое пальто» панически указал на Лавра Эдуардовича. — Они договаривались бунт поднять. Я ни при чем! Я спал!
— Правда? — Громила остро взглянул на «кашемирового», на Осокина, на Володю, уставился в напряженную спину бородатого. — Ты опять небось баламутишь, сволочь пархатая? — со злым весельем поинтересовался громила, поправляя висящий на плече автомат. — Грохнуть тебя, что ли? Достал ты меня.
