Виктор Точинов - Пасть
– Не знаю…
Саша увидела по его лицу, что про это – не стоит; спросила о другом:
– А когда ты последний раз был в театре, Паша? Когда в последний раз встречал рассвет в лесу, на реке, в горах?
Рассвет в горах Граев встречал пять лет назад – и это был очень нехороший рассвет. А в лес или на реку хотел выбраться – но все не получалось. Он промолчал, а Саша продолжила:
– Когда ты прочитал последнюю книгу, Паша? Ты приходишь с работы и часами смотришь в стену – ты весь там, затем словно спохватываешься, натягиваешь улыбку, как перчатку на руку – тесную, неудобную перчатку, – и тащишь меня в койку. Ладно хоть это у тебя здорово получается…
Граев слегка обиделся. И сказал с оттенком затаенной гордости:
– Зато я умею танцевать. Хорошо умею, Саша.
Она посмотрела на него с недоумением. Огромная фигура Граева порой была обманчиво-медлительна, порой двигалась неуловимо быстро, перетекала, словно капелька ртути – которую не остановить, не схватить пальцами, – но мысль о танцах при взгляде на нее приходила в последнюю очередь.
– Это называется танец под пулями. Противник стреляет в тебя – и не может по, хотя ты не прячешься и расстояние все меньше и меньше… Многие думают, что это вроде качания маятника, лишь чуть сложнее. Ерунда. Маятник – упражнение, набор заученных движений. Их рваную амплитуду можно угадать и расшифровать – и пристрелить качающего. А танец – это искусство, это импровизация, в которой ты сам не знаешь, что сделаешь в следующую секунду. Правда, зрители не аплодируют. Зрители, если станцевал хорошо, лежат и умирают…
Саша, которой такой вид искусства никак не понравился, молча встала и начала собирать посуду в раковину. Спина напряжена – обиделась? Граев тоже встал из-за стола, посмотрел на часы и сказал:
– Мне надо уйти. Срочно. Дело часа на три-четыре. Может, на пять.
Она обернулась, посмотрела тревожно:
– Это опасно?
– Нет. Посидеть в пустом офисе, полистать документы… Граев задумался, представив ночной офис «Ориона» – таинственный, молчаливый, загадочный, каким бывает ночью любое место, наполненное днем людьми и звуками. Вспомнил (что греха таить!) огромный кожаный диван в приемной Кати. Подумал, что в отличие от Славы дел у него там мало, и достаточно неожиданно для себя самого предложил:
– Поехали с нами?
Она задорно тряхнула волосами:
– А что? И поеду!
Граев смущенно удивился сам себе – до сих пор его женщины и его работа существовали раздельно. И сказал, маскируя смущение:
– Заодно познакомлю со Славой Астаховым. Отличный парень. И пока не женат. Есть все шансы.
Она, в четвертый раз за время их знакомства, попыталась выдать ему пощечину (теперь – исключительно в шутку). Как и обычно, ладонь прорезала лишь пустоту…
Глава X
Если Воронин и удивился намеченной акции – ничем этого не проявил. Граев, пока Астахов растолковывал Кате механику закулисной жизни фирмы, зашел в его кабинетик, посмотрев с легким любопытством: знал или нет? В принципе особого значения это не имело. В заговоре Дима не участвовал, комплот сложился задолго до его появления в «Орионе», а если что и пронюхал по долгу службы, то явно занял выжидательную позицию.
– Ну что, Дима? Особист спит, а служба идет? – Граев изрядно недоспал и говорил с каким-то понурым сарказмом.
Воронин не стал делать вид, что ничего не понял из разговора Славы и Граева с Катей.
– Не наезжай, Граев! Директор Колыванов запретил Потапову прослушку подчиненных – так? Так! Екатерина Андреевна мне это запрещение подтвердила. На разработку личной жизни данных не было – да и к чему? Все свои и все гешефты крутили в офисе… Чтением мыслей я не владею, в контрактах-инвайсах понимаю не больше твоего… Какие ко мне претензии?
– Да какие претензии… Устал я, как собака… Все последние дни копал в этом направлении. Потому как картина складывается интересная: похоже, орлы наши о свободном полете задумались до исчезновения Колыванова. Аферы их могли пройти исключительно при его отсутствии. И он, полное впечатление, что-то инстинктивно подозревал… Есть кое-какие зацепки…
Версия, привязывающая «орионовских» заговорщиков к исчезновению шефа, рассказом Метцеля не подтвердилась и не опроверглась. Но сейчас Граева интересовало другое. Происхождение своей ночной находки. Довольно неприятной и неожиданной.
– Претензий нет… – повторил он. – Есть кое-какие вопросы… Как часто ты проверяешься на предмет вредных насекомых? Сильное подозрение, что наши прохиндеи тут слушали. Иначе непонятно, как кое-какая информация к ним попала…
– Два раза в неделю, все по инструкции…
– И?..
– Чисто. Ничего. Ни разу…
Два раза в неделю… Эх, Воронин… Небось в одни и те же дни и в одно и то же время…
На самом деле проворовавшихся менеджеров Граев в этом грехе не подозревал. Не тот уровень техники. На радиорынке такого не купишь. И по Интернету не закажешь. Очень серьезные штучки нашел Граев, поработав здесь ночью с детектором. Очень серьезные люди интересовались происходившим в «Орионе».
Зря все-таки обвиняли Граева в грубой приземленности и полнейшей оторванности от мира изящных искусств. Художественная жилка у него, несомненно, была, и спектакль, разыгранный в «Орионе», был срежессирован на славу…
Проштрафившиеся менеджеры сидели по углам приемной, ожидая вызова к начальству, беседовавшему пока с Сережей Метцелем, – телефоны на секретарском столе отключены, мобильники у всех изъяты.
Быкообразные индивиды из спортивно-оздоровительного комплекса создавали надлежащую атмосферу: нагло курили, порой извлекали из карманов тяжелые предметы членовредительного назначения, лениво обменивались замечаниями о незавидной судьбе выявленных в других фирмах крысятников.
Одному из арестованных от неопределенности и переживаний приспичило по малой нужде. Бычара навис над ним, повертел у носа пудовым кулаком и утробным голосом посоветовал отойти к окну и отлить в цветочный горшок – бедолаге сразу расхотелось. Ребята из службы Воронина, не столь зверообразные, но весьма плечистые, тоже поглядывали на сослуживцев без любви и нежности, выразительно почесывая кулаки, – им объяснили, что среди прочего разворовывались и их премии.
А из кабинета доносился рявкающий голос Граева, порой перемежаемый жалобным блеянием Сережи, – слов из-за двойных дверей было не разобрать, но звук удара и шум падающего тела побледневшая часть аудитории услышала прекрасно. Блеяние стало чаще и активней, в рыканье Граева появились поощряющие нотки.
Минут через пятнадцать дверь распахнулась, вылетел Метцель, прижимающий обе ладони к лицу – из-под пальцев капало красным. Высунулся Граев, обвел свирепым взглядом сжавшихся на стульях жертв и уволок в кабинет ближайшую. Один из ребят Воронина увел в другую дверь Сережу.