Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки. Книга 1. Темная бездна
Тогда мне в голову пришла новая мысль, шокирующая в своей определенности: «Ну и черт с ним!»
Я вытащил из машины коробку с сухим мороженым и двинулся в обратную дорогу пешком.
Первые две мили я прошел очень бодро. На третьей миле меня стала одолевать жара. Пот стекал обильными струйками по моему лицу, а макушку припекало так, словно там развели костер. Дорога расплывалась у меня перед глазами между стенами сосен. Мимо прошли всего две машины, да и те двигались мне навстречу. Раскаленный асфальт прожигал мои ступни сквозь подошвы башмаков. Мне хотелось присесть в тени и отдохнуть, но это стало бы проявлением слабости, с тем же успехом я мог бы признаться себе, что не должен был пускаться в дорогу длиной в шесть миль в такую жару под раскаленным солнцем, а надо было оставаться и ждать, пока дедушка наконец соизволит выйти. Ну уж нет! Я должен идти во что бы то ни стало, а о волдырях позабочусь потом.
Чтобы скоротать время, я решил обдумать историю, которую мог бы потом написать обо всем этом. Может, я напишу о мальчике, которому пришлось пешком пересечь раскаленную добела пустыню, чтобы донести до места коробку с драгоценными алмазами, которую ему доверили. Я поднял голову, чтобы поглядеть на стервятников, парящих в восходящих потоках теплого воздуха, отвлекся, и в ту же секунду моя нога угодила в выбоину. Подвернув лодыжку, я грохнулся на дорогу. Коробка с сухим мороженым раскрылась, все ее содержимое высыпалось. Я упал на нее прямо животом.
Я готов был разрыдаться.
Я чуть не плакал.
Моя нога сильно болела, но я мог стоять. Больше всего мне было жалко сухого мороженого, блестевшего на мостовой. Дно коробки лопнуло. Я собрал порошок ладонями, сколько смог, и насыпал в карманы, потом захромал дальше.
Я не собирался останавливаться, сидеть в тени и лить слезы, несмотря на то что порошок медленно, но верно высыпался из моих карманов. Мне совсем не хотелось, чтобы дедушка устроил мне взбучку прямо посреди дороги.
Я прошел уже три мили, когда позади меня просигналил автомобиль. Я быстро обернулся, ожидая увидеть дедушкин «форд», однако вместо него ко мне приближался медно-красный «понтиак». Машина притормозила, и я узнал доктора Кертиса Пэрриша, который глядел на меня через опущенное стекло.
— Кори, это ты? Тебя подбросить?
— Да, сэр, — с благодарностью отозвался я и забрался в машину.
Мои подошвы словно горели огнем, а лодыжка здорово распухла. Док Пэрриш нажал на газ, и мы поехали.
— Я сейчас в гостях у дедушки с бабушкой, — счел необходимым объяснить я. — Это около трех миль отсюда.
— Я знаю, где живет Джейберд, — Док Пэрриш взял свой врачебный чемоданчик, который лежал между нами, и перекинул его на заднее сиденье. — Сегодня ужасно жарко. Откуда же ты держишь путь?
— Я… э-э-э… — Нужно было придумать что-нибудь правдоподобное. — Бабушка тут посылала меня кое-куда, — наконец выдавил я из себя.
— Вот как.
Док Пэрриш несколько секунд молчал.
— Что там сыплется у тебя из кармана? Песок?
— Нет, это сухое мороженое.
— Понятно. — Док Пэрриш понимающе кивнул, словно в этом не было ничего особенного. — Как дела у твоего отца? Как у него на работе, полегче стало?
— Не понял, сэр.
— Я говорю о его работе. Том приходил ко мне на прием несколько недель назад и сказал, что сильно устает на работе и поэтому плохо спит. Я прописал ему таблетки. Знаешь, Кори, стресс — очень серьезное дело. Я посоветовал твоему отцу взять отпуск.
— Ага.
На этот раз кивнул я, так, словно сказанное доком Пэрришем было мне очевидно.
— Мне кажется, ему становится лучше, — сказал я.
Я не слышал, чтобы отец хоть раз говорил, что у него тяжелая работа или что он собирается идти к доку Пэрришу. «Я прописал ему таблетки». Я уставился прямо перед собой, на разворачивавшуюся впереди ленту шоссе. Отец все еще пытается избавиться от беспокойных призраков, казалось бы оставшихся в прошлом. Я понял, что отец скрывает свои переживания от меня и мамы точно так же, как дедушка Джейберд скрывает от бабушки свою одержимость покером.
Док Пэрриш довез меня до самой дедушкиной фермы, поднялся вместе со мной на крыльцо и постучал в дверь. Когда бабушка Сара нам открыла, док Пэрриш сказал, что встретил меня на дороге, когда я шел по обочине.
— А где же твой дед? — спросила бабушка.
Должно быть, выражение лица у меня было самое кислое, потому что, поразмышляв несколько мгновений, она сама ответила на свой вопрос:
— Наверняка снова впутался в какую-то авантюру. Горбатого могила исправит.
— Коробка с сухим мороженым лопнула, — объяснил я бабушке и показал ей пригоршню порошка, оставшегося в моих карманах.
Мои волосы были мокры от пота.
— Ничего, купим еще коробочку. А содержимое твоих карманов я оставлю Джейберду.
Позже я узнал, что целую неделю после этого происшествия каждое блюдо, которое Джейберд получал к столу, было изрядно приправлено порошком сухого мороженого, и так продолжалось до тех пор, пока он буквально не взвыл.
— Не хотите ли войти в дом и выпить холодного лимонаду, доктор Пэрриш?
— Нет, благодарю вас. Мне нужно возвращаться в свой кабинет.
Глаза дока Пэрриша затуманились, на его лице лежала печать новых забот.
— Миссис Маккенсон, вы ведь знакомы с Сельмой Невилл?
— Конечно, я ее знаю, хотя и не виделась с ней месяц или даже больше того.
— Я как раз от нее, — ответил док Пэрриш. — Вы, возможно, не знаете: у нее был рак и весь последний год она боролась с ним.
— О господи! Я понятия не имела об этом.
— Да, она была стойкая женщина, но вот уже два часа, как ее нет в живых. Она хотела умереть у себя дома и отказалась ехать в больницу.
— Боже мой, я и не знала, что Сельма больна!
— Она не хотела, чтобы по городу шли разговоры. Каким образом ей удавалось преподавать весь этот год — понятия не имею.
До меня наконец-то дошло, о ком идет речь. О миссис Невилл. О моей миссис Невилл. Об учительнице, которая посоветовала мне в этом году обязательно принять участие в конкурсе на лучший рассказ. «Прощай», — сказала она мне, когда я выходил из класса в первый день лета. Не «увидимся в следующем учебном году» или, скажем «до сентября», а короткое и твердое «прощай». А ведь она, наверно, уже знала, что умирает, сидя тогда в залитом солнечным светом классе, одна за своим учительским столом, и уже знала, что для нее никогда не наступит новый учебный год, не будет в сентябре нового класса и гогочущих юных мартышек.
— Я подумал, что вам нужно это знать, — объяснил док Пэрриш и прикоснулся к моему плечу рукой, той самой, которая, может быть, всего два часа назад накрыла простыней лицо миссис Невилл. — Береги себя, Кори, — сказал он мне на прощание.
