Сергей Арно - Квадрат для покойников
Наконец, сделав еще один поворот, они увидели Захария. Захарий по щиколотку в воде, разбрызгивая вокруг себя фонтаны воды, плясал какой-то нецивилизованный танец, размахивая молотком и вопя изредка дурным охрипшим голосом. Позади него располагались ветхие металлические воротца. Из-за них в проеденные ржавчиной щели пробивался неяркий дневной свет. Одуревшим от тьмы людям сначала показалось, что этот пляшущий на фоне света безумец совсем не Захарий, а кто-то неизвестный; некоторое время они бессмысленно наблюдали за Захарием, но когда пришли в себя, то бросились по воде к воротикам и жадно прильнули к щелям. Один Казимир Платоныч с Ильичом остался на берегу.
То, что Николай увидел, когда прильнувший к щели глаз его свыкся с тускнеющим дневным светом, поразило его. Он глядел в щель, приоткрыв рот, и испытывал такой восторг и упоение перед ландшафтом, открывшемся его пораженному оку, какое едва ли испытывал когда-либо прежде. Видел он широченную реку, она медленно двигалась прямо под ногами. Справа гигантский мост. А на другой стороне дома, по горбатому мостику мчатся машины, за решеткой – деревья, должно быть, сад… И небо, темнеющее, но высокое, бесконечное небо… Вот она – свобода! Ширь! И, действительно, хотелось заорать, как Захарий, и разбежаться, и прыгнугь, и скокнуть!.. Ширь! Ух, городище!
Подавленный, обвороженный открывшейся вдруг городской ширью, глядел Николай в щель. Когда надоело, отступил. Пришедший в себя Захарий сидел на сухом кирпиче у ног так и не сошедшего с места Эсстерлиса.
Приступили к работе. Перед тем как взять лежавший на коленях молоток, Захарий хорошенько наплевал на руки. Владимир Иванович и Алексей отошли от ворот, по их лицам было видно, что они поражены не меньше Николая.
– Хорошо, молоток у твоей соседки стырил, – кинув взгляд на Казимира Платоныча, крикнул Захарий. – Теперь у нее лом. А нам бы лучше лом сгодился.
Он встал и, воинственно потрясывая молотком, корча зверские рожи, приступил к воротам. Заперты они были на засов со стороны Невы, поэтому оставалось только раздолбать их. Захарий это понимал и молотил изо всех своих сил. Поднялся оглушительный визг и грохот. Все молча глядели на слабосильного низкорослого человека, вступившего в единоборство со ржавыми воротами, и было его отчего-то всем жалко. Отыскали кирпичи и тоже принялись за работу. Только Казимир Платоныч стоял, выпрямившись во весь рост, со слегка поеденным крысами Ильичом на плече и смотрел как сторонний наблюдатель на единоборство людей с воротиками.
Наконец, в ржавой поверхности удалось пробить брешь. Захарий, высунув на волю руку и нащупав засов, с трудом и скрежетом открыл его, воротца распахнулись, Захарий ступил за порог и… оказался по пояс в воде. Но канализационная труба до такой степени надоела всем, что сырость никого не испугала, и они выпрыгнули вслед за смелым карликом. У берега было мелко. В пятнадцати метрах от канализационной трубы оказался гранитный спуск к воде. На ступеньках возле воды сидела очень влюбленная парочка. Думая, что с противоположного берега их увидеть и разглядеть никто не сможет, они с видимым удовольствием отдали волю своим животным чувствам, и когда заметили выходящих из реки странных людей, удивились.
Поднявшись на набережную, они оказались возле дворца, в котором все, кто хотел, сочетались браком. За дубами виднелся домик строителя проклятой канализации – Петра I.
Ильич торчал во все дыры. От народа скрыть его было невозможно, поэтому шли не таясь, но никто их не задержал. Домой возвращались, когда уже зажгли фонари, с большой опаской. Ведь японцы, выбравшись из трубы раньше, могли организовать засаду.
В квартире было тихо и тревожно. Только успели засунуть Ильича под стол и закидать платками, пришел Валентин, бледный и встревоженный.
– Вы, Владимир Иванович, целый день отсутствовали, а тут такое!..
Он схватился за голову.
– Японцы, что ли? – спросил Захарий безразлично.
– Да японцы ладно, – махнул рукой Валентин. – Намного хуже. Военный переворот.
– Что?! Какой еще переворот? – удивился Владимир Иванович.
– Государственный переворот. В Москве танки, военные захватили власть. Президент неизвестно где. По радио одно и то же весь день долдонят. В общем, жуть.
– Доигрались, – сказал научный сотрудник смерти обреченно, бухнувшись на стул.
– Расскажи толком, что за переворот, из-за чего перевернули и кто, – попросил Захарий.
– Да не знаю подробностей никаких. По радио весь день одно и то же говорят. Танки в Москве… Что делать?!
– Все ясно тогда, – заключил Захарий. – Теперь меньшинствам разным плохо придется…
– Ой, не пугайте меня, мужчины! – воскликнул Валентин и вышел вон из комнаты.
– Наделали мы шума-гама, – сказал Казимир Платоныч.
– Кто ж знал, что они так из-за Ильича всполошатся. Я думал – заменим, никто и не заметит. А тут, пожалуйста, даже президента из-за нас арестовали, – сказал Захарий. – Его тоже придется ехать выкрадывать.
– Может, думают, что он Ильича свистнул, – предположил Владимир Иванович.
– Всю страну перевернут, – печально вздохнул Алексей. – Обязательно до нас доберутся, и к стенке.
Научный сотрудник смерти совсем скис.
– Так нужно его оживить да выпустить, – сказал Николай. Сообщение Валентина взбодрило его после утомительного путешествия по канализационной трубе.
– Действительно, оживить и пусть катится на все четыре стороны, – поддержал его Владимир Иванович.
Все смотрели на Казимира Платоныча. Но тот, не обращая ни на кого внимания, сидел на диване с отсутствующим видом.
– Ну слышь, что ли! Казимир! – окликнул его Захарий. – К тебе ведь люди обращаются.
Казимир Платоныч вздрогнул, словно проснувшись.
– Не стану я его оживлять, – зло пробурчал он и с вызовом окинул окружающих дерзким взглядом.
Его слова произвели сильное впечатление. Всеобщее изумление выразилось в недоуменном молчании.
– Не буду! Вот так, – повторил Казимир Платоныч, победоносно оглядев общество.
Владимир Иванович в полной тишине вдруг звонко чихнул, и тут же встрепенулся Захарий.
– Ну и правильно, – сказал он. – Я тоже думаю – ни к чему это…
– Когда мы по канализации тащились, я понял это, – Казимир Платоныч в задумчивости глядел в сторону маленького человека, но сквозь. – И вот идем мы, идем, и вдруг мне в голову мысль приходит, что оживи я его – мы вот так всегда без конца по канализации идти будем. И решил я, что если выберусь живым оттуда, оживлять его ни за что не стану. Не знаю, может, не верно это.
– Конечно, не верно, – сказал Алексей. – Оживлять нужно.
– Всю охоту мне канализация отбила и этот… Талый со своей испорченной разбойничьей судьбой. Не стану оживлять.
