Вики Филдс - Ад на земле Книга II
О чем он говорит? Что он говорит?
— Я просто разделил твою душу… чтобы тебе было легче… я сделал это, чтобы твоя боль не была так сильна, чтобы ты не была так вымучена… — Рэн нежно прикоснулся своими губами к моим волосам, продолжив: — Я забрал твои болезненные воспоминания, и позволил начать жизнь заново. Более счастливую, и более спокойную, чем прежде. Но ты продолжала искать меня, ты продолжала искать ответы, правду, и свои утерянные воспоминания. Я видел, как тебе тяжело. Прости, Аура, прости, это я виноват…
— Я не понимаю… — горло сдавливало от судорог. — Я не понимаю…
— Мне пришлось это сделать, чтобы тебя защитить. Ты была слишком слаба, чтобы сопротивляться внутренней темноте, поэтому я забрал ее… прости… прости меня… — Экейн судорожно втянул воздух. — Я не должен был скрывать от тебя, но я боялся, что ты сломаешься… ты не готова…
Это именно то. Это — то, что он скрывает — хуже смерти. Гораздо, гораздо хуже смерти. Я вглядывалась в тени на его лице, но видела лишь темноту, и обжигающе привлекательные черты его бледного, изможденного лица, освещенного светом луны, льющимся из окна.
— Из-за того, что в тебе нет темной половины… ты… поэтому ты сейчас умираешь… ты умираешь… потому что… потому что так яд действует на твое тело, — рука Рэна прошлась по моему бедру вверх, на талию. — Потому, что яд оскверняет твою чистоту…
Я сморгнула слезы. Теперь я поняла, почему он истерзан болью и страданиями. Теперь я поняла, почему он так печален, в последнее время; он винит себя в том, что я умираю… Винит в том, что теперь я не могу сопротивляться тому яду, которому я могла бы сопротивляться, если бы во мне была душа целиком.
Я приоткрыла опухшие, воспаленные глаза:
— Но разве ты не можешь вернуть мне ту часть души?
Глаза Экейна стали стеклянными. Мне казалось, если разбить стекло этих глаз, на меня выльется столько печали и скорби, что я просто утону.
— Я не могу это сделать, потому что ты сдашься, Аура, — его голос стал жестким, уверенным. — Если я верну тебе эту часть, ты не сможешь сопротивляться той тьме внутри тебя. Она поглотит тебя, всю. Клетку за клеткой, мысль за мыслью. Ты станешь истинной дочерью своего отца, и не будет равных тебе.
— Почему ты мне не веришь?
Из голоса Рэна исчезла всякая нежность, он напрягся подо мной:
— Потому что ты сдалась уже один раз. Один раз я смог спасти твою жизнь, разделив твою душу, на две части: темную, и светлую. Если я сделаю это еще раз, после воссоединения душ, ты умрешь. Ты хочешь этого?
— Я все равно умру.
Экейн сел на кровати. Он резким движением встрепал свои отросшие волосы, и раздраженно сказал, не глядя на меня:
— Я не стану этого делать. Если сделаю, в любом случае тебя ждет смерть. От моей руки! — Он встал на ноги, потрясенно глядя на меня: — Думаешь, я заботился о тебе, столько времени, чтобы убить тебя?! Потому, что это случится в любом случае, если ты вернешь душу. Ты слаба, настолько, что не сможешь даже пережить возвращения, а если переживешь, ты умрешь от моей руки, когда Тьма овладеет тобой! Думаешь, я могу пожертвовать человечеством, ради тебя?
Я не плакала, когда Экейн произносил эти жестокие слова. Я даже не думала о том, чтобы плакать, я просто поняла, какой он видит меня. Слабой, маленькой, ни на что не годной девочкой. Девочкой, которую нужно оберегать, как бы она не натворила чего-нибудь, потому что это будет не просто ошибка. Это будет катастрофа.
— Я поняла, — сказала я. Я смотрела на него в темноте, запоминая фигуру, запечатлев памяти, каждую черту его красивого лица, словно я видела его в последний раз, хотя возможно, это так и было. — Я поняла. Ты поступаешь правильно, Рэн.
Я люблю его имя. Я люблю этого парня.
Я невнятно продолжила:
— Это правильно… да… мне лучше… — что? Лучше, что? Лучше умереть? Забыть? Что? — Мне лучше ничего не делать…
Мои слова, должно быть, не задели Экейна, хотя, признаться, в душе я все же надеялась, что он скажет, что найдет выход, как спасти мне жизнь. Но он этого не сказал. Вместо этого, он с раздражением вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Он сдался даже раньше меня самой.
* * *Кэмерону Риду позвонили среди ночи, когда он не ожидал звонка; он не спал, но он был погружен в глубокие раздумья: его тревожили события, которые назревали в мире. Неужели это и есть конец? Неужели таковым будет Ад? Они так и не смогли выполнить свою миссию. Они не смогли уберечь ни этот мир, ни девушку, которая стала дорога им всем. Неужели это и будет концом — смешным, нелогичным концом жизни на земле?
Кэмерон не видел выхода из этой ситуации, он не понимал, как можно выкрутиться. Аура умирает, и нет возврата к ее прежнему состоянию: выход один — нужно вернуть ей душу. Но Рэн никогда этого не сделает. Он просто не сможет сделать, иначе исход будет один — ему придется лишить жизни девушку, которую он любит больше всего на свете.
Что же делать?
Кэмерон никогда не мучился вопросами о происходящем — его основной задачей было поддержание баланса Жизни на земле; он просто следил за тем, чтобы на земле происходило появление людей, творений Бога. Но в последнее время этот вопрос — «что делать?», стал беспокоить его все чаще. И вот теперь он достиг своего пика.
Выхода из этой ситуации просто нет. Его и не может быть, такова воля Бога. У них был лишь один шанс, не дать Ауре стать преемницей Ада, но они не смогли сделать это. И как бы смешно это не звучало, но вовсе не демоны, не Падшие, ставили им палки в колеса, а люди. Люди, возомнившие себя Богами, стражами мира, которые на самом деле не отличаются ничем от Падших. Они уверены, что Аура — это зло, ведь она — ребенок дьявола. Она существо, которое не должно жить на этой планете. И вследствие этого, они возложили на себя миссию — уничтожить ее. И не важно, что она ничего не сделала, и никогда никому не причинила вреда, они, убежденные фанатики, должны защитить мир от зла, но сами не прочь сеять его отовсюду.
Кэмерон лежал на диване, заложив руки за голову, вот уже два часа. Время давно перекатило за полночь. За окном была густая, зимняя ночь, приправленная морозными снежинками, и крупной луной, подвешенной на небе. Все это раньше восхищало Кэмерона, так сильно, что он просто сидел у окна, и наблюдал за природой, за тем, как рождается жизнь на земле.
Поздний звонок отвлек его от тяжелых, мрачных мыслей, не свойственных его характеру.
— Слушаю, — кратко бросил он. На том конце испуганный мужской голос прохрипел:
— Вы просили звонить, если здесь будет твориться что-то странное… так вот, тут кое-что странное, сэр. Приезжайте скорее.
